Когда пробуждаются вулканы
Шрифт:
Надя надела рукавицы, взяла лыжи под мышки и вышла из кабинета.
В это время на другом конце поселка показалась оленья упряжка. Правил ею каюр колхоза «Рассвет». Скоро нарта остановилась перед райисполкомом. Привязав оленей, старый эвен вошел в дом. Но задержался там недолго. На крыльце он оглянулся вокруг, постоял минуту-другую, о чем-то раздумывая, потом направился к столовой. Однако и здесь агронома не было. Каюр обежал почти все районные организации и нигде не нашел девушку. Наконец он постучал в кабинет секретаря райкома комсомола.
Ваня, увидев колхозного каюра, сразу же догадался, кого тот ищет.
— Агроном ушла в горы, — сказал он.
— Ай-яй! —
— Да ты не волнуйся, — успокаивал секретарь. — Она доберется! Вещи агронома повезешь.
Старик не переставал ойкать, часто бил себя кулаком по лбу, повторяя: «Председатель ругай старого Вензеля, председатель... Ай-яй, зачем ходи, звезды говорят — не ходи».
Секретарь помог старику увязать вещи и на прощание сказал:
— Смотри не потеряй!
Было два часа дня, когда Надя вышла из Оймякона. Перед ней расстилался дикий суровый пейзаж. Словно оцепенелые от стужи, неподвижно стояли чахлые лиственницы. Красное неяркое солнце повисло на вершине хребта. Далеко вверху, на заснеженном склоне резко темнели редкие деревца, сумевшие выжить в расщелинах скал на высоте в тысячу метров.
Казалось, все вымерло в этой долине, и только звук Надиных шагов нарушал тишину и покой студеного царства. «Раз-два-три, раз-два-три», — считает девушка свои шаги. Легко скользят лыжи.
Девушка зорко присматривается ко всему окружающему. Впереди парится река. Наледи! Загнутые носы лыж останавливаются у самой кромки льда. Опираясь на палки, Надя смотрит на реку: ширина — пять-шесть метров. Взять да и перемахнуть ее прямехонько! Соблазн велик. Но промочить обувь — значит наверняка потерять ноги. Надя с трудом подавляет желание и поворачивает лыжи вдоль берега.
В сумерки одинокая лыжница пересекает реку и начинает брать подъем.
Девушка идет, чуть подавшись вперед, делая широкие шаги и усиленно работая палками. Подъем все круче. Дышать тяжело — при каждом глубоком вдохе першит в горле, словно в воздухе летают невидимые ледяные иглы. Надя останавливается и слышит, как в наступившей тишине оживает воздух, как говорят местные жители, — «шепчутся звезды». Она втыкает лыжную палку в снег и снимает рукавицу. Мороз сразу же начинает щипать пальцы. Надя достает из нагрудного кармана плитку шоколада и несколько минут отдыхает. Скоро перевал, а там и спуск. В долине село, теплая квартира, горячий чай. Еще час — и дома.
...Взят и последний подъем. Перед лыжницей открывается ровная седловина хребта. Она неширокая — всего триста метров. Надя быстро пересечет ее и на краю отвесной скалы найдет валун, за который закреплен канат для спуска. А теперь опять можно передохнуть и съесть кусок шоколада.
В темно-синем небе ярко горят звезды. Большая Медведица висит низко над горизонтом. Тихо. Из-за хребтов поднимается луна, опоясанная двумя огромными серебристыми кругами. Мороз с каждой минутой крепчает. Лыжница слышит это и, взмахнув палками, спешит вперед. Вот и валун, канат на месте. А внизу весело и приветливо мелькают огни Комкура. Скорей туда!
Надя снимает лыжи, связывает их потуже и бросает с обрыва. Снизу доносится глухой звук падения. Потом она зажигает электрический фонарик, висящий на груди, и внимательно осматривает валун. Канат хорошо привязан. Девушка ложится на край обрыва и, держась за канат, спускает ноги. Как ей пригодится сейчас
Но вдруг Надя повисает в воздухе. Она держится за конец каната, а ноги не достают до земли. Девушка хочет осмотреться и тянется левой рукой к фонарику, правая рука скользит и выпускает конец каната. Крик отчаяния режет ночную тишину...
Надя приходит в себя от холода. Она лежит в глубоком снегу. Кое-как выкарабкивается на твердый наст, пытается встать. Но от боли в правой ноге приседает. «Вывих!» — думает она и, превозмогая боль, ползет в сторону села. «Двигаться, двигаться», — шепчут губы. Больная нога волочится по снегу, резкое движение сразу отдается в ней, но Надя упорно ползет, выбрасывает вперед руки, подтягивает тело... опять выбрасывает руки и подтягивает тело. Так сто и тысячу раз.
Силы начинают оставлять девушку. Мороз, кажется, ждал момента, он уже подбирается к вывихнутой ноге.
Чем дальше, тем медленнее она движется. Приходится часто отдыхать. Наде кажется, что она ползет много дней и конца пути не будет. Но она все-таки ползет. Побеждает не только сила, побеждает и воля... Где она слышала эту фразу? Да-да! Побеждает воля! Это она заставляет двигаться вперед, бороться за жизнь.
Надя пытается протереть в маске прорези для глаз. Но прорезей нет. Они давно затянулись ледяной пленкой. Темно, холодно... Нет, нельзя останавливаться. Только вперед! Наде кажется, что она крикнула это. Но у нее только чуть шевельнулись губы.
Максим Николаевич сразу же после обеда пошел на строительство теплиц. Заложили их в декабре. Была у Дьякова думка закончить все к приезду агронома. И закончили бы, если бы Надежда Владимировна приехала, как обещала, к первому февраля, а не раньше. Но и то, что уже сделано, обрадует ее.
В колхозе «Рассвет» девяносто восемь хозяйств. Русских в селе трое: фельдшер, агроном и охотовед. Остальные жители — якуты и эвены.
До появления агронома в Комкуре никто всерьез не думал об овощеводстве и, конечно, не имел никакого представления о теплицах. Еще осенью Надя заготовила землю для теплиц, выписала чертежи. Строить было решено в феврале и марте, когда немного потеплеет. Но случилось так, что часть колхозников после объединения оленеводческих бригад оказалась без работы. Максим Николаевич не ахти уж какой специалист, но, посоветовавшись с членами правления, взялся за строительство. Правда, ему не приходилось еще строить теплицы, но дело он понимал. Почти все дома в селе возводились под его руководством. Вершиной своего творчества Максим Николаевич считал местный клуб. Он его проектировал, строил и оборудовал. Клуб колхозникам нравился, в нем было просторно, а главное — тепло, теплее даже, чем в некоторых домах. А на Полюсе холода это качество высоко ценится.
«Жмет зима!» — подумал Максим Николаевич, возвращаясь в правление. Людей со стройки он снял: в колхозе, как только температура падала ниже пятидесяти градусов, все работы во дворе прекращались.
В конторе Дьякова поджидал эвен Кун. Младший сын Куна учился в Магадане, старший работал в Оймяконе, а сам он охотился в тайге, изредка наведываясь в село для сдачи пушнины. Это был старик небольшого роста, широкий в плечах, с живыми наблюдательными глазами и белой бородой. При появлении председателя он встал и поклонился. Дьяков протянул ему руку. Для приличия помолчали, потом оба достали трубки. Максим Николаевич в знак уважения протянул Куну свой табак и принял от него кисет; набили трубки, снова обменялись кисетами и закурили.