Когда пробуждаются вулканы
Шрифт:
— Хотелось бы верить, хотелось бы верить, — озабоченно сказал Колбин.
Данила долго глядел вслед удаляющемуся Колбину.
Душу Данилы не запятнали ни суровое детство, ни суровая леность. Он верил в человека, верил в его светлый разум и великий талант. И ему казалось, что Евгений Николаевич — знаток всего прекрасного, любитель музыки и живописи, человек, посвятивший себя науке, — не может оказаться бочкой с двойным дном. Если это так, то как же должно быть тяжело ему жить.
Костер догорел. Головешки покрылись серым
— Ну что ж... — сказал он.
Колбин сбил его с толку, и Данила не знал, что предпринять. Бросить мечту? Она зародилась еще в Исландии. Увидев, как с помощью небольших взрывов исландцы меняют направление движения воды и горячих источников, он подумал: «А что если взрывать вулканы до того, как они начнут извергаться? И какую практическую пользу можно извлечь из этого?» Мысль была мимолетной. Она скоро забылась. Ее забили другие заботы. Но где-то в глубине мозга она крепла и вот напомнила о себе. В самолете, по пути на Камчатку, он хотел поделиться своими мыслями с Колбиным, но тот высмеял его, а сегодня запретил даже думать об этом.
«Много на себя берете, Евгений Николаевич», — сказал про себя Данила и направился к плотникам. Деловитый стук топоров напомнил ему о годах юности, строительных площадках, о трудных послевоенных годах. Плотники работали налегке, без верхней одежды. Данила тоже скинул куртку. Петрович молча протянул ему топор. Данила ногтем попробовал острие, подмигнул и принялся за работу. Руки умели держать топор. Плотники заулыбались, и начался милый русскому сердцу перестук.
К полудню вертолет доставил на вулкан шифер для крыши. Данила отказался от обеда и, тепло попрощавшись с плотниками, полетел в Лимры.
Данила открыл глаза и... увидел Овчарука.
— Овчарук? Здравствуй, дорогой!
Журналист рассеянно кивнул и продолжал писать. Он был в ботах, пальто расстегнуто.
— У вас оригинальная манера посещать друзей, — сказал Данила. — Заходите в комнату и сидите, как сыч.
— Понимаете, не хотел вас будить. А тут очерк надо дописать. — Овчарук вытащил из кармана журнал, и вдруг из-под очков у него лукаво блеснули глаза. — Вот, смотрите.
Данила взял иллюстрированный журнал.
— Черт возьми!
На фотографии он увидел себя, Варю и Бориса. На заднем плане — облако дыма и догорающий вертолет.
— Мне срочно нужна ваша статья, — сказал Овчарук. — О дрейфе на лаве.
На десять утра у Данилы была назначена встреча с начальником вулканологической станции. Времени оставалось в обрез. Вчера, прилетев в Лимры, Данила побежал к Варе. Но она накануне улетела к больному куда-то на север. Неугомонная душа! Странствует где-то в горах, ночует у костров, охотится на горных баранов. «Что поделаешь? — сказала Марина Сенатова. — Такая уж она непоседа». От Сенатовых Данила
Данила торопливо ел холодную яичницу, пил чай, слушал Овчарука.
— Сегодня я не могу, — сказал он. — Спешу к Соколову. Есть идея!
Овчарук сразу же насторожился, глаза стали проницательными. Куда только делась его рассеянность!
— Что за идея?
— Еще рано говорить.
— Нет, вы должны сказать, должны.
Данила заметил, что Овчарук деликатно оттесняет его от двери.
— Мне надо идти.
— Какая идея? Скажите. Ну, скажите же!
— Вы пиявка, Овчарук, просто пиявка!
Журналист начал доказывать, что, если не узнает эту самую идею, просто заболеет и что в истории журналистики были такие случаи.
— Ну что вам стоит? — шепотом просил он.
Овчарук был взволнован. Он стоял, сгорбившись, у двери. Капельки пота выступили на лбу. Данила испугался — вдруг действительно заболеет?
— Не знаю, стоит ли обнародовать...
Уловив в голосе Данилы нотки неуверенности, Овчарук стал еще более настойчив.
— Никогда не встречал такого настырного человека, — невольно рассмеялся Данила и коротко рассказал о проекте взрыва вулкана.
— Ну что, довольны?
Овчарук облизнул толстые губы.
— Это вы всерьез?
Зимнее солнце, проникая сквозь окно, золотыми зайчиками играло на полу.
— Не кажется ли вам, что ваша идея так же призрачна, как этот солнечный зайчик?
— Нет, — твердо ответил Данила.
Овчарук внимательно посмотрел на него. Голубые глаза Данилы светились энергией и умом. Черты лица крупные, волевые.
— Объясните, — сказал Овчарук, усаживаясь на порог.
«Не удастся уйти», — подумал Данила.
— Ладно, подходите сюда, не убегу.
Водя карандашом по тетради, Данила рассказывал. То, что услышал Овчарук, было до того просто, что он изумился, почему до сих пор никто не догадался этого сделать.
— Вот здесь полные расчеты, — заканчивая объяснение, указал на папку с бумагами Данила. — Теперь я могу идти?
Овчарук стал рассеянным. Он зачем-то снял очки, повертел и водворил их на прежнее место.
— Вы обязаны написать статью, — сказал он, помогая Даниле одеться и в припадке усердия запихивая его руки во внутренний карман меховой куртки.
Они вышли на улицу.
— Фу, какая сырость, — сказал Овчарук, поправляя шарф, которым по меньшей мере трижды была обмотана его шея.
— Теплынь, — широко улыбнулся Данила.
— Пакостная погода. В марте я всегда гриппую.
— В горах почему-то не грипповали.
— То в горах.
Овчарук чихнул и поднял воротник. Данила засмеялся.
— Ничего смешного не нахожу.
— Ладно, не сердитесь. Подарите мне фотокарточки, где мы сняты на лаве.
— Подарю. А вы напишите статью о взрыве Синего. Население волнуется. Лава может запрудить реку.