Когда Родина отвергает сыновей. История выживания за линией фронта
Шрифт:
Началась сталинская программа индустриализации. Единственное, что волновало вождя, это модернизация огромного СССР. С помощью невиданного доселе террора он впихнул столетний прогресс в десять лет. Частная собственность и любой вид предпринимательства стали наказуемым преступлением. Людей тысячами отправляли в лагеря за получение даже самой маленькой прибыли. Я не знаю, что стало со старушкой, которая приходила продавать раков в нашем районе. Да, она получала маленькую прибыль. Это сделало ее виновной в капитализме и эксплуатации масс. Она исчезла.
Разные чиновники ездили на выделенных им правительственных машинах, но никто из них машиной не владел.
Все мы верили, что самым мудрым из людей, выдающимся гением и провидцем был Великий Учитель Иосиф Виссарионович Сталин. Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин были четырьмя величайшими мудрецами, но самым великим был Сталин. Мы всегда носили с собой комсомольский устав, нашу Библию. При этом ожидалось, фактически требовалось, чтобы мы вступили в комсомол, Всесоюзный ленинский коммунистический союз молодежи. Хоть я и верил в Сталина, я туда вступать не хотел, потому что не хотелось терять время на собрания. Ко мне вечно приставали: «Где твое заявление? Ты что, против политики партии?» В конце концов приходится вступать, и если ты после этого собрания не посещаешь, получишь выговор. Некоторые присоединялись в поисках выгоды. Другие, я думаю, хотели что-то скрыть. Им нужно было выглядеть большими патриотами.
Родители
Предки моего отца были выходцами из Греции. Несколько столетий назад они почему-то перебрались на северное побережье Черного моря. В России священника называют попом, и, возможно, фамилия Попов досталась мне, поскольку кто-то из них был священником.
Мой отец, Дмитрий, был старшим сыном в семье, таким образом, я как его единственный сын был на особом положении в кругу родственников. Они баловали меня подарками за хорошие оценки, к окончанию учебного года, на дни рождения и на Новый год. В конце концов, если бы мой папа умер, я бы стал главой семьи!
Я всегда считал своего отца очень красивым и благородным. У него были голубые глаза и черные курчавые волосы, и он никогда не использовал грубые слова и не повышал голос. Еще я помню каким он был аккуратным и чисто выбритым, как многие мужчины сталинской новой эры инженерии и модернизации, распрощавшиеся с традиционной бородой.
Он родился в 1885 году, так что к началу Первой русской революции 1905 года ему было двадцать. Его молодость и начало взрослой жизни пришлись на бурные годы брожения и смуты, которые породили множество революционных партий и привели к Октябрьской революции 1917 года, последующей разрушительной трехлетней Гражданской войне и к рождению СССР.
В эти опасные годы политических переворотов он как-то умудрялся учиться в медицинской школе, а потом в конечном счете получил юридический диплом. В 1917 году, в год революции, он присоединился к партии социалистов-революционеров (эсеров), которая тогда была самой популярной политической партией. Эсеры продвигали идеи демократического социализма и передачи земли в пользование местных общин. Этим они резко отличались от других партий того времени, особенно от большевиков, маленькой радикальной фракции во главе с Лениным.
В этот период мой отец женился на дочери владельца дома, где он жил и у молодой семьи было две дочери. Он редко говорил об этом недолгом браке, но позже мне довелось познакомиться с Верой, одной из моих сводных сестер, которая жила с нами в течение очень короткого времени.
В бурное время Гражданской войны он встретил бурную женщину, мою маму, Валентину Потапову, волевую и очень хорошенькую секретаршу. Ее отец был старшим торговым агентом в очень большой компании в районе Волги–Оки, и, насколько я знаю, у нее был хороший дом. Я не знаю, почему она убежала из дома в 14 лет. Она не окончила школу, но каким-то образом нашла работу. Думаю, одно время она могла работать на моего отца.
И Дмитрий, и Валентина скользили по волнам революций и Гражданской войны, но относились к этому очень по-разному. Мой отец был идеалист, активист. Моя мама была скорее душой общества, и она наслаждалась кратким возвращением капитализма, которое Ленин дал измученным войной людям в начале своего правления в двадцатые годы.
Это был период новой экономической политики (НЭПа), когда Ленин дал возможность людям обустраивать свою жизнь кто как хочет, не слишком переживая, что будет потом. Крестьяне хотят землю для своих общин? Пусть возьмут. Рабочие хотят сами управлять своими заводами? И это сейчас можно. Ленин легализовал частную торговлю и производство, и за несколько месяцев НЭП породил тысячи частных предпринимателей, называвшихся нэпманами. Для Валентины это был праздник – появилось множество товаров, и ей это очень нравилось.
Новая экономическая политика
Когда мои родители поженились, новая экономическая политика Ленина была в полном разгаре. Ленин умер, когда мне было 15 месяцев, но НЭП вместе с ним не умер, по крайней мере не сразу. Было непонятно, кто придет на смену Ленину, хотя Сталин фактически управлял партией со времени первого инсульта Ленина в 1922 году. Только в 1928 году, через четыре года после смерти Ленина, Сталин отменил НЭП и запустил первую пятилетку.
Во времена НЭПа к нам каждый вечер приходили четыре или пять адвокатов на обед. Маме нравилось их общество. И хотя ей приходилось делать всю работу, готовить угощения и все организовывать, она, как и все, хорошо проводила время. Шампанское, водка и коньяк текли рекой, и колбасы всех сортов были на столе 24 часа в сутки. Гостям нравились ее изысканные супы, и конфеты, и печенья, и то, что икру можно было без проблем заказать в два часа ночи.
Я до сих пор слышу запах дыма крепких русских папирос, которыми пропах весь первый этаж дома. И я помню множество застолий, затягивавшихся чуть не на всю ночь, подвыпивших смеющихся адвокатов, обменивающихся историями и анекдотами. Они, конечно, никогда не шутили про Сталина. Это могло стоить десяти лет каторги или даже жизни, если кто-то не тот услышит.
Родители всегда разрешали мне находиться среди них, смотреть и слушать. Иногда папа ставил меня на стул, и я декламировал стихи. Они очень гордились что я мог запоминать длинные поэмы, и когда все аплодировали, я был возбужден и счастлив. Думаю, что моя любовь к театру началась с этих маленьких представлений.