Когда руки грубеют
Шрифт:
Бумажник был пуст.
Тридцать восемь синих бумажек исчезли одна за другой…
Слив уста в поцелуе, любовники смотрели друг на друга. Он молчал, она нашла в себе силу улыбнуться.
XXX
В этот вечер, как всегда, они распорядились, чтобы был подан каик. Ветер стих, ночь обещала быть теплой.
По внезапной прихоти Пьер Вилье велел каикджи выйти на берег. Он взялся за весла сам; его любовница одна легла на корме.
Два лакея на набережной светили им факелами. Музыканты, настроив скрипки, ожидали сигнала; госпожа де Ромэн отослала их.
– Сегодня вечером – тишина!
Пьер Вилье налег на весла. Каик медленно поплыл в ночь. Они не разговаривали так же, как семьсот ночей тому назад, в тот вечер, когда уста их в таком же каике слились впервые.
Кругом был глубокий мрак. Босфор расстилался, как гробовое покрывало, усеянное множеством серебряных слез – отражением звезд в воде.
Посреди пролива Пьер Вилье опустил весла. Северное течение уносило послушный каик к далеким берегам. Деревни Европы и Азии, Буюк-Дере, Терапия, Иени-Кею, Канлиджа, Бейкос еле виднелись вдали. И в пустынном просторе вод они были как будто в другом мире, отделенные бесконечными пространствами от мира живых людей.
Осторожно Пьер поднялся и перешел на корму каика. Мелкими шагами он добрался до устланной коврами каюты, сел рядом со своей любовницей.
Они молча обнялись. Каик, слегка вздрагивая, покачивался на волнах.
XXXI
Громкий крик пронесся над водой: последний крик радости женщины. Общими усилиями они дружно налегли на борт каика. Каик поддался, опрокинулся, перевернулся…
И все было кончено.