Когда сбываются мечты
Шрифт:
— А папа не рассердится?
Я улыбнулась:
— Нет, папа все поймет.
Мы провели еще час в палате интенсивной терапии, прежде чем Кикит перевели в обычную. Хоть ей и стало уже значительно лучше, ее дыхание все еще было затруднено, и врачи прослушивали хрипы. Поэтому Кикит решили оставить в больнице на всю ночь под присмотром и с капельницей.
Обе кровати в палате пустовали. Врачи уложили Кикит на одну из них и вышли. Я забралась на кровать, осторожно взяла дочь на руки и начала
Встретившись со мной взглядом, он заметил:
— Что-то я не замечаю злорадства.
Я озадаченно посмотрела на него.
— Приступ же случился, когда она находилась со мной, — подсказал Дэнис. — После того что я наговорил про тебя, ты имеешь полное право сейчас отплатить мне тем же. Ты и без этого безумно на меня злилась. Куда же сейчас испарился весь твой гнев?
Я действительно злилась еще до недавнего времени. Но теперь я была полностью эмоционально выжата и чувствовала себя опустошенной.
Вместо ответа я положила руку на лоб Кикит и закрыла глаза.
Мы по очереди держали ее на руках, сидели с ней, ходили по палате. Особых улучшений я не замечала, потому что находилась с Кикит неотлучно и чувствовала колоссальное напряжение. Но я внимательно наблюдала, как врачи осматривали ее, и каждый их удовлетворенный жест приносил мне несказанную радость.
Около полуночи я ощутила легкое головокружение и вспомнила, что так и не успела пообедать. Дэнис предложил принести мне еду, но по его беспокойному взгляду я поняла, что уходить ему не хочется. Меня настолько поразила его заботливость, что я не настаивала.
В конце коридора я нашла автомат с печеньем и соком, а также телефон, чтобы позвонить Броди. Они с Джонни успешно пробрались сквозь огромные сугробы, надежно укрылись на маяке и теперь поедали разогретый рис. Почувствовав себя возрожденной, я вернулась к Кикит.
Я испытывала блаженство. Странно, сейчас я не думала о том неожиданном повороте, который приняла моя жизнь. Я не думала о тех ужасных моментах, которые пережила в палате интенсивной терапии в отчаянии, что теряю дочь. Мысли унесли меня к постели моей матери, где я бодрствовала месяц назад, прислушиваясь к ее дыханию, наблюдая, как разглаживаются морщины на ее лице и кожа приобретает жуткий, неживой блеск.
— С тобой все хорошо? — спросил Дэнис.
— Да.
— Тебя трясет.
— На своем веку я повидала уже много больниц.
Он помолчал, а потом сказал:
ѕ Соболезную по поводу смерти Конни. Тяжело было видеть ее в коме?
— И да, и нет. Скорее странно. Мы с Роной поговорили по душам. Сейчас она в отъезде по делам «Викер Вайз».
— Рона?
Я улыбнулась.
— Она прекрасно справляется с работой. — Тут Кикит открыла глаза, и я переключила все свое внимание на нее. — Привет, детка.
— У меня все зудит, мама, — ее голос
Я взяла у нянечки увлажняющий лосьон и начала растирать Кикит. Дэнис мог воспользоваться подходящим моментом, чтобы отдохнуть, но он продолжал стоять рядом с полотенцем в руках. Кикит снова заснула.
— Может, тебе стоит поехать домой? — предложила я. — Нет смысла сидеть тут вдвоем.
Он покачал головой.
— Ты можешь ехать. А я не хочу застрять в снегу. Я остаюсь.
Естественно, я не уехала. И дело было даже не в отсутствии машины. Мой ребенок болел.
Шел час за часом.
— Где Ховард и Элизабет? — спросила я.
Дэнис удивился моему вопросу.
— В Нью-Гемпшире.
— Ты сообщил им о том, что произошло?
— Нет. А надо?
Я пожала плечами. Я знала, что дети видятся с ними раз в неделю. Так обстояли дела и до нашего разрыва. Из рассказов детей я знала, что Дэнис везде возит их сам. Меня всегда интересовал вопрос, выходит ли вообще Элизабет из дому на неделе в прачечную или в магазин за продуктами.
— Они хоть помогают тебе с детьми? — спросила я.
— Нет. Но дело не в этом.
— А в чем?
Его глаза по-прежнему не отрывались от лица Кикит. Наконец Дэнис произнес:
— Началось все с одного, а закончилось другим.
Ожидая продолжения, я задумалась над его словами.
— Я хотел бросить вызов тебе, а оказалось, что бросил его самому себе. Я не самый плохой на свете отец.
— Я никогда тебя таким и не считала.
— Ты говорила это в суде.
— Мой адвокат утверждала, что я могла бы лучше заботиться о детях.
— Она сказала, что я не гожусь на роль отца.
— Нет, Дэнис.
— По крайней мере, я чувствовал себя именно таким.
— Не очень приятно, правда? — заметила я.
В его взгляде, устремленном на меня, появилось прежнее раздражение. Он вздохнул.
Снег продолжал идти. Из окна Кикит мы наблюдали, как толстое белое одеяло накрыло стоянку для машин, деревья, близлежащие дома. Снегоуборочные машины расчистили стоянку и прилегающие дороги, через два часа пришлось расчищать все снова. Незадолго до рассвета снег наконец прекратился.
Вскоре после этого Дэнис уехал домой, чтобы принять душ и переодеться. Он вернулся обратно меньше чем через час и привез с собой рюкзачок Кикит, в котором лежали Тревис, Майкл и Джой, ее любимые плюшевые медвежата, пижама и тапочки.
Я была тронута. И не имело никакого значения, что двигало им — не исчезнувшее до конца чувство вины или желание продемонстрировать свою заботу. Мы понимали, что врачи пока не собираются отпускать Кикит и ей будет приятно проснуться в окружении друзей.
Дэнис вынул медвежат и усадил их на постель. Я сложила пижаму и тапочки на тумбочку рядом с кроватью. Затем снова потянулась к рюкзаку. Что-то еще лежало внутри.