Когда Шива уснёт
Шрифт:
— Болеет наш Дед. Серьёзно. В Эл-Малхуте могли бы помочь, но тут без вариантов, он в списках особо опасных преступников против режима. И что делать, ума не приложу.
Кир обнял её за плечи и привлёк к себе.
— Не знаю, как, но я скоро это исправлю. Иначе на какого шеда нужна эта инициация?
Тали улыбнулась:
— Ты хороший … Не знаю, почему, но я тебе верю.
Он потянулся к её губам — мягким, тёплым. Очень хотелось тепла, очень…
Неловко ткнулся в уголок рта — и отпрянул. Тали не засмеялась.
Провела по волосам:
— Не спеши. Уже скоро.
В лифте они целовались уже по-настоящему. Жаль, что недолго.
Глава 5
Не
Тали вздохнула и потянулась, потом повернулась на другой бок, освобождая его руку. Лёгкое одеяло стекло с неё мягкими складками, открыв золотисто мерцающую в полутьме кожу. Кир повернулся на бок, стараясь не потревожить. Сейчас, утолив звериный голод, ему хотелось только смотреть. Ну, ещё и прикасаться, но пусть поспит, пусть… Вожделение, с головой захлестнувшее его несколько часов назад, уступило место нежной благодарности.
Она была совершенна. Всё её тело, тонкое, изящное, вызывало одно желание: касаться, нежно провести ладонью по изгибу талии, опуская руку ниже — к бёдрам, по упругой шелковистой коже, чувствуя тепло, такое близкое, такое желанное. Кир слышал её дыхание и ему хотелось прижаться губами к её мягким чувственным губам, увидеть, как откроются глаза и в них блеснут озорные искры, которые затем сменит тёмный огонь вожделения, и она жарко ответит на его поцелуй. «Так близко, совсем-совсем рядом… Вместе…», — мысли текли подобно сильной реке с чистой водой. Он дотронулся самыми кончиками пальцев до её плеча, и даже от этого лёгкого прикосновения живительная волна радости прошла по его телу. «Какая же она… Удивительная…».
— Не спишь? — голос Тали, приглушённый, немного хриплый со сна, застал врасплох.
— Я тебя разбудил? Прости. — Теперь уже без опаски он потянулся к ней, прошёлся пальцами, как давно мечталось: сначала по нежной коже плеча, после — по плавному скату спины, по головокружительному изгибу поясницы… и вверх, вверх, по тугим округлостям ягодиц, по покатым бёдрам, по длинным ногам — к тонким щиколоткам, на которых его пальцы с лёгкостью смыкаются в кольцо. Тали едва слышно выдохнула и повернулась на спину.
— Твоя женщина будет с тобой счастлива… — в голосе её звучала лёгкая грусть, хотя она и улыбалась.
Кир неспешно огладил её шею и задержал ладонь на тёплом полушарии груди.
— Я счастлив, если ты счастлива со мной.
Пальцы её погрузились в его волосы, вызывая волну томления.
— Я счастлива сейчас. Но я не твоя. Да и женщиной меня можно назвать с большой натяжкой. Я галма, милый. Игрушка.
— Не говори так. Ты — личность. Мне даже в голову не приходит, что ты устроена иначе, чем я. Да и неважно всё это, не имеет значения.
— Ты просто пока не видел альтернативы. А я слишком хорошо знаю, для чего предназначена.
— О какой альтернативе ты говоришь? О другой галме?
— Нет. О настоящей женщине…
Он не столько увидел, сколько почувствовал, что Тали резко отвернулась, да ещё и лицо волосами завесила, скрывая слёзы.
— Ну что ты придумала, какая женщина! Откуда ей взяться, когда они давно вымерли? Иначе и галм бы не было, сама посуди.
Она села и взлохматила волосы, пряча лицо.
— Всё придёт в свой черёд. Зря я этот разговор завела. Испортила момент.
— Ничего ты не испортила. Могу доказать прямо сейчас. Иди ко мне… — Кир потянул её за руку, привлекая к себе, и она мягко опустилась на него, лицом к лицу, глаза в глаза. Поцелуй поначалу слегка горчил от слёз, но потом оба увлеклись, и время в очередной
Определённо, эта ночь длилась куда дольше обычного.
Кир сам не понял, как вышло, что он рассказал Тали и о сложных отношениях с отцом, и своём нежданном ускоренном взрослении, и о страхе перед скорой инициацией, к которой он, кажется, совсем не готов, и даже о нелепой своей любви к Шав, которая предпочла ему взрослого мужчину. С Тали, как оказалось, не только молчать уютно. Она так хорошо слушала: ни словом не вмешиваясь в поток его откровений, но при этом безусловно участвуя и сопереживая, что Кир открывался без опаски оказаться неверно понятым. Высказался — и стало ощутимо легче. Даже обида на Шав, до этого разговора, похоже, не осознаваемая им и маскируемая другими эмоциями, получив имя, затихла, уступив место светлой грусти, от которой недалеко и до принятия.
— Ну вот, всё тебе выложил. Спасибо, что выслушала. Теперь за тобой должок.
Тали недоумённо приподняла левую бровь.
— Шучу! Откровенность за откровенность. Мне очень интересна твоя история, да неловко спрашивать. Но если бы ты захотела поделиться…
Она помолчала немного, потом, собравшись с духом, начала:
— Понимаешь, до того, как сюда попасть, я была уверена, что все элоимы одинаковы…
Они лежали, тесно прижавшись друг к другу. Кир хотел бы включить свет, чтобы видеть Тали во всём великолепии, но понимал, что в этом случае её откровенность вряд ли продлится. Поэтому он довольствовался тем, что мерно поглаживал её бедро, заброшенное на его ноги, и слушал.
— Когда я… проснулась — ну, в момент осознания — он уже был рядом. Вскрыл оболочку капсулы роста, разрезал амниотический пузырь, снял сеть линка и помог мне сесть. У него были… чуткие руки. Участливый голос. У меня очень болела голова, волнами накатывала тошнота. Просил потерпеть, обещал, что скоро всё будет хорошо. Глаза синие-синие… Больше ничего не запомнила, снова уснула. Очнулась в комнате, в удобной кровати. Он сразу же пришёл… Сказал, что это моя комната, я здесь хозяйка, все вещи в моём распоряжении. Показал гардеробную. Там было очень много одежды, обуви, разных сумок. Я удивилась, зачем столько. Он засмеялся, сказал, что скоро я поменяю своё мнение. Проводил в ванную — в настоящую ванную, понимаешь? Там была огромная ванна: белоснежно белая, стояла на блестящих металлических лапах, на зеркальной антрацитовой плитке, очень красиво… В плитке по ночам отражались звёзды, потому что крыша была прозрачная. В этом доме вообще всё было роскошно устроено, но я тогда ни в чём не разбиралась и принимала как должное. Он заботился обо мне, учил манерам… Объяснял, как правильно носить наряды, что с чем комбинировать. Первые дни кормил чуть ли не с ложечки. Беспокоился, что я плохо ем. Мы много гуляли в парке, он говорил, я слушала. Его рассказы будили во мне что-то, волнение какое-то, маету… И голос его, голос такой… чувственный, с хрипотцой, хорошо поставленный… Порой ноги подкашивались, без преувеличений. Тогда я не знала, что он меня готовил. Развращал тонко, постепенно. Мимолётные прикосновения… прядь, заправленная за ушко… капля ягодного сока, снятая с губ… пальцы, скользнувшие по запястью. И взгляды — то нежные, то обжигающие, всегда секундные… Я теряла над собой контроль, стала плохо спать, тело ждало чего-то. Не понимала себя. Когда он впервые поцеловал, я… Я была готова для него на всё.
Тали села, обхватив ноги. Собрала волосы в толстый жгут, перебросила на плечо, открывая спину. Зябко поёжилась.
— Напрасно я, наверное, полезла в прошлое. Нашла время, когда на тебя это вывалить.
Глядя на выступающие бусины позвонков, Кир ощутил, как от прилива нежности перехватывает горло. Он протянул руку и принялся водить ладонью по её спине — медленно, волнообразно. Когда она слегка расслабилась, тихо сказал:
— Не зря. Мне нужно это знать. Я хочу понять, в чём ещё они меня обманули.