Когда смерть – копейка…
Шрифт:
Не скальтесь на меня теперь так злобно и не готовьте в отместку ваше холодное оружие. Сам понимаю, что уж очень противные мысли мне приходилось мыслить в эти тревожные дни.
Оглянувшись на Марека – тот пошевелился во сне и нежно обнял ногу Виталика, капитан Глеб Никитин снова повернулся к столу.
– Как ни прискорбно такое говорить, но стрелять в Назара могла и Галина. Имела возможность сделать это сама, время у неё было, но, скорее всего, если бы она решилась на такое, то попросила бы об этом своих старых, проверенных друзей. Она к тебе раньше насчет постельки не подкатывалась…?
Не сразу поняв, что речь идет о нём, Назар поднял голову.
– Ну, допустим…
– Допустил уже. Галина считала и до сих пор считает, что большие деньги от этих идиотских рыболовных участков почти у неё в кармане. Или в кармане её мужа. Тот, кто удумывал покушаться на эти будущие доходы, становился её личным врагом. То есть ты, Назар. Тем более, что этим врагом был некий замечательный мужчина, который никак не хотел становиться её очень близким другом. Таким образом Галина могла додуматься убрать тебя, Вадик, с перспективной финансовой дороги своего муженька.
Из-за этих же самых «богатств» она могла бы и Марека… Машиной. Тут схема ясная, Герман прав.
Никого не спрашивая Данилов собрал по столу посуду и разлил всем по полной. Себе пододвинул недопитую рюмку Марека.
– Без поллитра никак. Ты уж извини, Глеб, за весь этот навоз, что у нас тут накопился.
Хрустнув зубами по холодному стеклу, капитан Глеб одним глотком, не разбирая вкуса, проглотил налитое. То, как после этого он посмотрел на собеседников, заставило их не очень-то и обращать внимание на закуски.
– Чтобы закончить с моими размышлениями о выстреле…
– По причине всей этой чехарды с взрывом мог Марек стрелять в Назара? Для того, чтобы отомстить или напугать? Мог и имел для этого роскошную возможность. А могли его москвичи таким образом завершать недоделанное тогда у костра? Вполне.
Представьте себе, какой вздор переполнял меня всё это время.
Днём я болтал с каждым из вас, с Галиной, Людмилой, с Жанной, а вечером пытался хотя бы часть услышанного, самое противное, выбросить из своей головы. Не получалось.
Вадим, а Людмиле твои фокусы тоже ведь могли надоесть? До смерти, а? До твоей смерти. Могла она взять ваше семейное ружьишко да и пальнуть внезапно в своего развесёлого супруга? Могла. Чтобы после этого какое-то время честно проплакаться и потом спокойно воспитывать дочерей, оставаясь примерной вдовой и до самой пенсии трудолюбивым членом коллектива?
И до Жанны могли дойти слухи, что тот взрыв, который погубил её дочку, готовил якобы господин Назаров, или его друзья, неважно, в каких корыстных целях и с какими тупыми намерениями.
– Сиди уж и ты. Зубами скрежетать будешь позже. Я говорю то, что мне пришлось передумать и забыть. Бледнеть и нервничать-то и я умею.
Капитан Глеб холодно покосился на Вадима, который действительно сильно побледнел, неудобно опираясь на забинтованную руку и плечо.
– Мог ли я предполагать, что и Жанна дойдёт до такого, что решится убить убийцу своей любимой Маришки?! После этих страшных сороковин могло что-нибудь случиться у неё с рассудком? Могла она где-нибудь раздобыть ружьё, если уж так разом надумала развязаться со всем этим кошмаром? Ну, коллеги, смелее! Отвечайте! Можно не вслух.
А ты, уважаемый бизнесмен Данилов, если бы совершенно точно узнал, что твою дочку, пусть и приёмную, по глупости погубил кто-то из твоих знакомых, ты ни разу не соблазнился бы размазать гадёныша машиной по забору?!
– То, что я имел право так думать, а вы – возможность так действовать, ясно. И не обсуждается. Но вы для меня особенные. Думать обо всём этом дерьме я мог, а утверждать и убеждаться в этом – страшно не хотел и сейчас особенно не хочу!
Поэтому-то я расспрашивал вас обо всём на свете. Из-за этого приставал к каждому с глупыми вопросами и с наглядными примерами из своей личной жизни. Да и тогда, на сорок-то дней, Гера, я там у вас дома, каюсь, провокацию устроил.
– Чего ты гонишь-то? Нормально посидели. Или это ты тогда Жанку-то копейкой-то в пироге напугал?
– Нет, и не думай даже! Тут другое дело. Чтобы вас всех пошевелить или тех, других, кто вокруг этой истории вьётся, я и решил тогда громко-прегромко поделиться с Виталиком на кухне своими соображениями о том, что, мол, этот взрыв неслучайный, что тёмные люди его удумали и осуществили. Наш разговор с Панасом на эту тему подслушали. Кто – не знаю. После этого всё и понеслось.
– Дак, Глеб, ты же ведь и взаправду тогда так думал?! Ну, ты же ещё говорил мне, что… – Искренние бровки Виталика поднялись на небывалую высоту. – Ты же, это…
Решение в последний раз обидеть неразумного друга Глеб Никитин принял мгновенно.
– Не пей, Виталя, из всякого паршивого копытца! Да ещё так часто и помногу. И будешь тогда различать, когда тебя обманывают или используют в своих целях. Я ж тебя разыграл тогда, на кухне-то, ты что, не понял?! Мне нужен был не очень понятливый собеседник, который бы в ответ на мои бредни громко орал, возражая, и привлекал бы внимание подслушивающих старушек. Вот ты и пригодился. Извини, ежели что не так…
Сейчас-то, видишь, всё прояснилось, а тогда это была такая тонкая игра, своего рода тактическая уловка! Ну, не мог же я тебе всего честно тогда сказать, сам пойми, дружище!
Капитан Глеб тяжело, но всё равно вдохновенно врал, с болью в сердце наблюдая, как Виталик молча темнеет лицом и как всё ниже и ниже опускается над тарелками его голова.
– …Я и говорю, тогда-то ведь многое было непонятно, а сейчас всё прояснилось – сейчас можно и правду. С выстрелом дело ясное, старые обиды несчастного инженерного алкаша на Назара, полиция доведёт свои допросы до конца, суд и всё прочее – это их дела, точно. Страшному покушению на Марека Азбеля тоже внезапно нашлось объяснение – хитрый еврейский мальчик умудрился сам себе колесом по физиономии наездить, вот молодец-то какой!