Когда смерть – копейка…
Шрифт:
Вадим внезапно поскучнел, что-то вспомнив, потом махнул рукой.
– А-а, ладно, катись оно всё…, обойдётся… Пошли в гараж, сетку по-быстрому переберём, а то мы с тобой так до и вечера не управимся.
– Вот здесь, в гараже, я свою «Сузучку» и оставляю.
Назар привычными движениями накидывал на гвозди, вбитые в распахнутые гаражные двери, неширокую сетку-«китайку». Поплавки на капроновой подборе он аккуратно вешал налево, нижний край сетки, с грузиками, – направо. Сухую траву
Капитан Глеб развалился у ворот гаража на солнышке, в старом продавленном автобусном кресле.
«Теплынь, холодное пиво, сетка направо, сетка налево, мусор вниз…. Замечательно!».
– Ты уж извини, я верёвки на яхте не разбирал особо-то. Прошлый раз в дождь пришли с Эмкой с рыбалки, я сетку просто в ящик бросил, не чистил, ничего, домой мы с ней рванули побыстрее. Она замерзла, уже зубами даже стучала. Но молодец у меня девка растёт! Устала, промокла, а ведь ни пикнет ни слова, не пожалуется ведь! Вот повезло мне с дочками-то!
– Чего косишься на сетку? Не одобряешь? Ничего, когда ушицу хлебать будешь, ещё не раз скажешь, что правильно придумано! Ведь согласись, Глеб, что, кроме поплавочных удочек, предназначенных для удовольствия, на борту всякого промыслового судна должны быть и серьёзные рыболовные снасти… Ага?! Вижу, уже соглашаешься! Пр-равильно!
Вадим туго затянул зубами узел на капроновой нитке, откинул полотнище сетки на вытянутые руки, внимательно осмотрел его от верхнего края до нижней подборы.
– Класс! Сейчас выйдем к фарватеру, поглубже, метра на три, поставим сеточку, а сами под моторчиком пошлёпаем окуньков в проводочку потягаем! Или, если ветерок зайдёт подходящий с залива, то и под парусом потихоньку порыбачим! Или нет? Ты чего такой задумчивый-то? С речными окушками, что ли, не хочешь связываться? Не узнаю я тебя, не узнаю! Ты отдыхать ко мне приехал или мысли размышлять?! Расслабься!
С широкой улыбкой Вадим посмотрел на Глеба из-под ладошки.
– Слушай, Глеб, а ты себе яхту там, где-нибудь на Канарах, случаем ещё не приобрел? Ты ведь в школе-то парусом бредил, мечтал океанскую яхту купить, говорил всем нам в классе, что обязательно шхуну купишь, большую, за одиннадцать тысяч рублей!
– Да ну, куда уж нам за вами успеть, за береговыми-то олигархами. Это вы тут на яхтах по речкам рассекаете, да на мотоциклах по ночам горожан тревожите.
Назаров рассмеялся.
– Опять наш благородный Глеб Никитин не сказал ничего конкретного!
– Язык нужен политику, чтобы скрывать свои мысли.
– Кто эту хренологию придумал, ты что ли?
– Почти. Талейран.
– Опять двадцать пять! Ни минуты не можешь без своих древних греков.
Глеб восторженно привстал в рваном кресле.
– Слушай, Вадим! Как ты сегодня здорово мне всё в тему напоминаешь! Знаешь, как я вам тогда сильно завидовал,
Вадим, не отрываясь от сетей, окинул внимательным взглядом одежду гостя.
– Ремень, у тебя, Глеб, фешенебельный!
– О! Узнаю родное поколение – на одних ценностях воспитаны! Ремешок, как ты правильно заметил, на мне классический. У Маккены в кино такой же был, помнишь, он там этого негодяя на скале подсёк под ноги таким вот пояском, с тяжёлой пряжкой. Я с пятого класса об этом ремне, между прочим, мечтал. В прошлом году в Роттердаме у какого-то обкуренного голландца выменял на спартаковскую кепку.
– Чем сейчас-то занимаешься? Всё также, мотаешься по городам и странам?
– Ага. И по континентам тоже.
– Все разговариваешь с людьми за деньги? Как хоть твоя профессия правильно-то называется, а?
Подталкивая травинкой божью коровку по своему плечу, капитан Глеб лениво ответил, не глядя на Вадима.
– Рыболов, когда рыба ловится.
– Слушай, Глеб, а как ты всё это знаешь? Ну, там, про своё бизнес-планирование, про лицензирование разное? Ты же ведь штурман дальнего плавания был, по образованию-то, так? Потом, знаю, что капитанил. После морей-то ты, вроде как, и не учился ведь особо нигде?
– Учился. Периодически, но не системно. Как говаривал наш пролетарский классик, хватало мне в жизни и других университетов. Вот в процессе практической деятельности я и нахватался всяких знаний, с разным, правда, успехом и эффектом от этого самого…, хватания.
Продолжая забавляться с насекомым, Глеб уже внимательней посмотрел на приятеля из-под козырька бейсболки.
– Чего не спрашиваешь, как вчера на поминках-то было?
– А мне без разницы. Нажрались, небось, все, потом песни орали. Правильно, угадал?
– Почти…
Молчать в такой славный солнечный денёк было тоже хорошо.
Глеб щурился на мелкую светлую пыль, широкими столбиками подымавшуюся от тёплой земли под крышу сарая. Пересилив истому, поглаживая короткий ёжик волос, он продолжил.
– Какой-то умник сказал, что всё в этой жизни на девяносто процентов дерьмо. Еда, машины, телевизионные передачи, книги, женщины, всё…. Думаю, я вовремя понял, что для счастья не нужно рвать жилы, пытаясь достичь всего или иметь эти десять лучших процентов, нужно просто стремиться исключить из своей жизни девять десятых того обыкновенного дерьма, что окружает тебя.