Когда солнце заходит в последний раз
Шрифт:
Они жили первобытной жизнью, полной опасности и лишений; жизнью, о которой в юности много читали и смотрели приключенческие кинофильмы. Но сейчас они сами оказались в этих условиях, и всё у них выходило естественно, как будто это и был их настоящий образ жизни. И они сами не знали, что ими руководило, полученные знания или инстинкты далеких предков. И у них даже в мыслях не было, что это романтично. Для них это была жестокая реальность, страшная правда жизни, где и сама то жизнь зависела от случайности. И на охоту их заставлял идти не авантюрный дух, сидящий в каждом из нас, а жизненно важная необходимость.
Иван сидел на камне и мастерил лук. В детстве
Андрей готовился кормить Анну. Давали они ей только свежую тёплую кровь животных. Другой жидкой пищи, содержащей в себе все необходимые для больной питательные вещества, приготовить у них не было возможности.
Андрей, наклонившись над девушкой, увидел, как она открыла глаза. От неожиданности он сделал шаг назад. Анна опять опустила веки и заговорила:
– Черти, черти! Они уносят нас, они пьют нашу кровь. И они смеются. Они дико-дико смеются. Они приходят ночью. От них нет спасения. Кто-нибудь помогите… помогите…
Иван сразу же подбежал и присел возле неё на корточки.
– Нас осталось всего пятеро. Мы должны спрятаться. Бежим, бежим быстрее. Ну, что же вы? Они же сейчас вернутся. Вставай, ну вставай же, не падай, вон там впереди скалы, за ними мы укроемся…
Девушка дернулась и попыталась вскочить. Иван удержал ее за плечи.
– Она бредит, – он положил свою ладонь на её лоб. – У неё жар. И очень сильный.
– Это преисподняя. Мы умерли, да мы умерли. И мы в аду. Да-да, посмотрите вокруг, это ад. Смотрите, сколько висит везде чертей. И хохочут. Они над нами хохочут. А кости? Они белые, серые, а вот чёрная косточка. На возьми, девочка, чёрную косточку. Не надо плакать, это не больно. Мы ведь уже умерли… раз мы здесь… А вы зачем молитесь? Не надо, не надо молиться. Где он ваш бог? Где?
Андрей в отчаянии смотрел на метавшуюся в бреду девушку. Он видел, как у неё покраснело лицо, и вздулись на висках вены – вот-вот лопнут. Он кусал до боли губу и не знал, чем ей помочь, как облегчить страдания. Если она умрёт…
– Необходимо пустить кровь. Это её обессилит и она, успокоившись, уснёт. – Иван вытащил из ножен, висевший у него на кожаном поясе костяной кинжал. – На подержи над пламенем. Другого средства нет. Нужно рискнуть,
– Почему? Почему они взяли их первыми, а меня оставили. Я не хочу оставаться одна. Возьмите и меня. 3а что, за что? О боже… Нет тебя, нет… Ты бы не допустил… За какие грехи? За какие, весь этот ужас. – Анна начала вырываться и дико кричать, по её телу прошла судорога.
– Держи её крепче, – приказал Андрею Иван.
Он вскрыл на её руке вену, и Андрей видел, как медленно по коже потекла вязкая красно-чёрная жидкость. Кровь тоненькой струйкой побежала по руке и дальше вниз на серые камни; и бежала и бежала. Андрей с тревогой взглянул на Ивана. Сколько же можно? Он наверно хочет выпустить из неё всю?
Иван и сам не знал, сколько нужно: пол, литр, полтора, больше, меньше?
Он наблюдал за вздувшейся веной на виске. Черты лица девушки начали распрямляться, напряжённые и сведённые судорогой мышцы расслабились.
– Перетягивай!
Андрей с ловкостью, которой позавидовала бы любая медсестра, наложил "жгут". Анна на глазах успокаивалась и вскоре уснула. Андрей долго прислушивался к её ровному дыханию, потом перевёл взгляд на Ивана. На лице того осталась печать усталости; ответственность за жизнь другого человека – что может быть тяжелее.
– Она не умрет?
– Не должна. – Иван задумчиво посмотрел на лицо стюардессы. – Завтра она проснётся, и мы должны её хорошо кормить.
Они улеглись спать на красную моховую подстилку, предварительно обложив угли камнями. Слабый красноватый свет пробивался сквозь них, немного освещая пещеру. Андрей лежал с открытыми глазами, уставившись в её верхний свод. Наблюдая игру теней и прислушиваясь, к дыханию Анны, он думал о том, что она будет жить и жизнь спас ей Иван. А её жизнь была сейчас главнее всего, главнее, чем его собственная. Нет, он не любил её. Или вернее любил, но как символ – символ Земли, её олицетворение. А для него это было намного важнее. Значит, старший друг спас его в очередной раз. И это Иван, над кем они с ребятами часто шутили, над его нерешительностью, робостью перед девчонками, задумчивостью и философскими размышлениями. Здесь же в минуту опасности нависшей над жизнью он делался быстрым и до безрассудства бесстрашным. Сам он потом говорил Андрею, что всё происходит мгновенно, как бы само собой, а после уже тяжело стучит сердце и становится страшно от осознания того, что один неверный шаг и всё могло бы быть не так, могли бы быть непоправимые последствия.
Анна, открыв глаза и увидев смотревших на неё парней, вскрикнула и забилась в угол пещеры, инстинктивно прикрыв руками свою, слегка прикрытую остатками одежды, грудь. Они не поняв, чего она так испугалась, посмотрели друг на друга, надеясь, что вид другого подскажет ответ, но всё в их облике было как обычно. Андрей недоумённо пожал плечами и снова повернулся к девушке и даже сделал шаг. Анна теснее прижалась к стене, и видно было, что с её губ вот-вот сорвётся крик. Иван, вдруг догадавшись в чём причина, улыбнулся – ведь это для них их вид давно стал привычным, но никак не для неё. Они только что вернулись с охоты. Почерневшие лица с давно небритой щетиной, к тому же полуголые, грязные и с горящим взором, они имели воинственный вид: на змеиных ремнях слева висело у них по длинному мечу, справа по кинжалу, крест на крест через плечи лук и колчан со стрелами (над колчаном им пришлось повозиться довольно долго, испортив не один крокодилий хвост шести ногой ящерицы), в правой руке по копью и по дротику; в левой Андрей держал за хвост трёх двупалых синих уродов, а Иван связку плодов, которые они наконец сумели отобрать у строптивых кустов.
– Аня! Анечка! – начал осторожно Иван, видя сильный испуг девушки, не узнавшей их. – Это мы, Иван и Андрей. Самолёт! Вспомни! – Иван осторожно на полшага придвинулся. Зная, что девушка пережила какое то потрясение, он боялся вызвать резкими движениями новый стресс.
– Помнишь? Мы бутерброды ели вместе. Тебе их мама сделала в дорогу. Помнишь? – Иван и сам в этот момент всё вспомнил, и у него возникло ощущение, что это было давным-давно, что после этого уже прошла целая вечность…
Девушка с трудом узнавала в этих дикарях своих спутников. Она хорошо помнила тех двух парней сильных и красивых, уходивших за помощью в пустыню. Она провожала их, и они смеялись перед дорогой, вернее тот светленький и голубоглазый балагур. Он рассказал ей анекдот про Ходжу Насреддина, и напоследок сказал, чтобы она не улетала без него, а он принесет ей верблюжьего молока. Второй, что чуть постарше и с красивым задумчивым лицом, на прощание посмотрел на неё долгим взглядом, от которого тогда защемило у неё сердце. А после она долго смотрела и смотрела им вслед, пока они не скрылись за серым горизонтом…
Анна сквозь слёзы улыбнулась и подбежав к ним, обняла сразу обоих, стараясь теснее прижать их к себе своими ещё совсем слабыми руками…
– Миленькие мои, мальчики мои! Вы вернулись! – она плакала, и целовала их, и ещё не веря, что они действительно рядом, трогала их, как маленький ребенок. У Андрея невольно повлажнели глаза, хотя сам вытирал грязной рукой её мокрую щеку. А Иван, от прикосновения её влажных губ, выронил из правой руки плоды и потом неловко обнял ею, прижавшуюся к ним девушку…