Когда стихи улыбаются

Асадов Эдуард Аркадьевич

1998

Пародии

Евгений Винокуров

Сержант Денисов был хороший парень,

Сейчас ему я очень благодарен.

Е. Винокуров

Я молод был. Я слово знал — «талант», Я весь дрожал от счастья спозаранку, Когда Петров, прокуренный сержант, Меня учил накручивать портянку. О, эти руки в рыжих волосках! О, эти пятки с кожею железной! Я б жизнь свою считал не бесполезной, Пробыв хоть час в сержантских сапогах. Я помню ночь. Портянки на шесте. Они, сушась, над печкою повисли… Я жил, всегда учась их чистоте (Конечно, только в переносном смысле). Нет, я не слаб. Возьмусь — и будь здоров: Один гружу состав на полустанке. Нельзя иначе, ведь сержант Петров Мне доверял носить свои портянки!

1957

Степан Щипачев

Жизнь

прожить сложнее, чем родиться, Хоть родиться тоже нелегко. Чтоб, любя, в пути не оступиться, Нужно пить лишь чай да молоко. Знай, мой друг, рябина — не сосна. Знай, любовь приятней, чем страданье. Как я рад, что ты моя жена И что жизнь ясна, как расписанье! Лишь одно гнетет меня, мой свет: Что, как солнце вдруг погаснет в мире? Как тогда я отыщу твой след В нашей многокомнатной квартире?..

1958

Николай Грибачев

Я ужасно строгий и суровый. До чего ведь граждане дошли! Мало им, что есть костюм толковый, Есть завод, доклад, обед в столовой, Так еще любовь поразвели! Все, кто любит лирику, — мещане! И добавлю: тот, кто в грозный век Милую целует на диване, — Мелкобуржуазный человек. Чтоб не портить грандиозных планов Вредным романтическим душком, Я влюбленных, словно тараканов, Выводил бы, шпаря кипятком. Только вот загвоздка: если, братцы, Погасить везде любовный пыл, Смогут ли сограждане рождаться? Это вот пока я не решил!

1960

Игорь Кобзев

Я не люблю кокетливых девчонок,

Что, чересчур довольные собой,

По танцплощадкам и по стадионам

Слоняются шумливою гурьбой.

И. Кобзев

Ах, жаль мне вас, девчонки-хохотушки! Жаль ваших мам, и бабушек, и нянь. Вам все б танцульки, все бы тритатушки! А где предел? Где, извините, грань?! Вы мчитесь в парк, не ведая кручины, Надевши мамин праздничный наряд, Но в парках ночью водятся мужчины, А это вам не детский мармелад! Что есть мужчины? Милые дурехи! Мужчины — это дети сатаны. Ах, как страшны их галстучки и вздохи, Особенно пижонские штаны. Что делают пижоны, вам известно? Они в ночи, кривя ухмылкой рот, Начнут вам петь не массовые песни, А кое-что совсем наоборот. И все, о чем замыслили они — Мужчины эти с хищными глазами, Я рассказать могу лишь вашей маме, А вам ни в коем случае, ни-ни! Прошу вас, бойтесь хуже карантина Пижона краснобая-соловья! Любовь же даст вам лишь один мужчина, А тот мужчина, между прочим, я.

1961

Юлия Друнина

Тревога!

У нас в районе

Мещанство сидит на троне…

Ю. Друнина

Тревога! Спасите! Над морем, над сушей Пусть крик мой несется до звездных миров! У нас на площадке лифтерша Феклуша Сидит и вовсю критикует жильцов. Как можно терпеть, чтоб простая старуха Хихикала, глядя на крашеных дам, Брюзжала про чье-то отвислое брюхо, Болтала про жен, изменивших мужьям. Гуляют? И пусть на здоровье гуляют! Страстей не удержишь за крепким замком. А бабка, ну что она в том понимает, Всю жизнь проскрипев со своим стариком?! Спасите! Язык у Феклуши как ножик. Все режет: и дом, и любую семью. Вчера добралась до моих босоножек, А нынче косится на шляпку мою. Феклуша в войну зажигалки гасила. А я? Разве я не знавала тревог? Я двадцать шинелей в походах сносила, И весил по пуду мой каждый сапог. Я бывший солдат, санитар, запевала. Я, кроме бензина, не знала духов. И словом таким, если надо, рубала, Что каски слетали с бывалых бойцов. Но нынче пою я другие мотивы: Да здравствуют моды, да здравствует шик! Короткие юбки намного красивей, Чем длинный и злющий Феклушин язык. Но хватит! Я вытряхну дерзкую душу. Пусть мой приговор будет тверд и суров: Я вымажу бабку помадой и тушью, А после прихлопну флаконом духов!

1962

Андрей Вознесенский

Сирень прощается, сирень как лыжница,

Сирень как пудель — мне в щеки лижется!..

Расул Гамзатов хмур, как бизон,

Расул Гамзатов сказал «свезем».

Сущность женщины — горизонтальная…

А. Вознесенский

К оригинальности я рвался с юности, Пленен помадами, шелками-юбочками. Ах, экстра-девочки! Ох, чудо-бабы! То сигареточки, то баобабы. Картины Рубенса, клаксоны «форда», Три сивых мерина на дне фиорда. Три пьяных мерина, две чайных ложки, Старухи пылкие, как в марте кошки. Глядят Горгонами, шипят гангренами, Кто с микрофонами, кто с мигрофенами. Но мчусь я в сторону, где челок трасса, Расул Гамзатов кричит мне: «Асса!» «Шуми!» — басит он. И я шумлю. «Люби!» — кричит он. И я люблю. Мотоциклисточки, чувихи в брючках, Мне в руку лижутся и в авторучку. Но я избалован и двадцать первую Согну в параболу, швырну в гиперболу. Я был в соборах, плевал на фрески, Смотрел к монашкам за занавески. Стоят и молятся, вздыхал печально я, А сущность женщины — горизонтальная! Гоген, Растрелли, турбин аккорды… И вновь три мерина на дне фиорда. Три пьяных тени, сирень в бреду. Чернила в пене… Перо в поту… Чего хочу я? О чем пишу? Вот если выясню — тогда скажу!

1962

Маргарита Алигер

Если было б мне теперь

восемнадцать лет,

я охотнее всего

отвечала б: «Нет!»

Если было б мне теперь

года двадцать два,

я охотнее всего

отвечала б: «Да!»

М. Алигер

В день, когда сравнялось мне Восемнадцать лет, Я решительно ему Отвечала: «Нет!» А когда сравнялось мне Ровно сорок два, Я сама его нашла И сказала: «Да!» Но сказал он: «Не спеши Сердце отдавать. Лучше стать еще взрослей, Лучше подождать. Ранний брак — опасный брак». Милый, как он прав! В шестьдесят приду к нему, Совершенной став. Шестьдесят — почти совсем Взрослые года. Ах, как счастлив будет он, Лишь скажу я: «Да!»

1962

Евгений Евтушенко

Я разный — я натруженный и праздный,

Я целе- и нецелесообразный.

Я весь несовместимый, неудобный,

Застенчивый и наглый, злой и добрый.

Е. Евтушенко

Я разный — черный, белый и зеленый, Я червь и бог, былинка и Казбек. Я — женоненавистный и влюбленный, Я — вздорно-нежно-грубый человек. Постичь себя я день и ночь пытаюсь И то смеюсь, то вовсе не смеюсь. Я сам собой до дрожи восхищаюсь И сам себя по вечерам боюсь. Я — высшая и низшая оценка. Я то брюнет, то дымчатый блондин. Я сам себе порой не Евтушенко И даже маме иногда не сын. Борясь за славу всюду и всегда, Я дорасти до классиков стараюсь. И все тянусь, все время удлиняюсь, Да только все куда-то не туда.

1962

Виктор Боков

Стихи мои, как кузов,

Который полон грузов:

Капусты, дынь, арбузов

И прочих огурцов.

Бей меня, солнце,

По ягодицам!

Это, я думаю,

Пригодится.

В. Боков

В стихах моих есть и грибы, и капуста, Есть бабы, частушки и плуг в борозде. А мне говорят: — Ну, а где же искусство? — А мне говорят: — А поэзия где? Поэзия где? А поди угадай-ка, Но я ее выжму, в кадушке найду. Возьму-ка я в руки сейчас балалайку И, плачьте не плачьте, от вас не уйду! Я милке принес из-под Вологды кошку, Мол, нет чернобурки. Иду налегке. А милка моя осерчала немножко И хвать этой кошкой меня по щеке. Зазноба моя полновата немножко, Разносит ее, что ни день, за троих. Одни говорят — от блинов и картошки, Другие, что это от книжек моих. А мне наплевать, что соседи болтают, Грызет же меня только дума одна: Не все еще в мире про Бокова знают, Для славы мне что-то еще не хватает, И вот непонятно, какого рожна?! Возможно, чтоб спеть мне и ярко и пылко, Пусть кто-нибудь свистнет меня по затылку, Тогда, вероятно, от тумаков Я мигом прославлюсь на много веков. А если не выйдет, а если беда, А если окажется все ерунда, Тогда вы мне тресните по ягодицам! Вот это уж точно, что мне пригодится.

1977

Михаил Матусовский

И в отворенное окно

К нам тишина приходит снова.

А все же жаль, что я давно

Гудка не слышал заводского.

М. Матусовский

Песня о шуме и громе

Машинный грохот — это рай. Я высшей радости не знаю. Ревел под окнами трамвай, Теперь хоть ляг и умирай: Убрали. Нет того трамвая! С какой я нежностью внимал Трубе, что в ванне завывала! Но слесарь где-то постучал И словно в душу наплевал — Шабаш! Не воет. Замолчала! И раз затих вдали гудок, Так пусть хоть что-то грянет громом: Ударь, отбойный молоток! Взреви, бульдозер, перед домом! Нет, так, товарищи, нельзя, В тиши я на стену полезу. Прошу вас, милые друзья: Едва усну покрепче я, Ударьте палкой по железу! И чтоб воспрянул я душой, Пусть мой район тепло и грозно Всю ночь истошно надо мной Вопит то дисковой пилой, А то сиреной паровозной. Ревите громче, я прошу! И тут, в счастливом этом взлете, Я вам такое напишу, Такою песней оглушу, Что год в рассудок не войдете!