Когда сверкает молния
Шрифт:
Света вспомнила эту историю с медведем и долго не могла заснуть, лежала не разговаривая.
Ночная тайга чувствительна к любому звуку. Где-то вдали скатится камешек с обрыва, а шум, рожденный им и усиленный эхом, долго будет дрожать в воздухе, не умирая. Только одолеет сон Николая, приклонит он голову к куртке, заменившей подушку, как тут же вновь услышит непонятно откуда идущий треск, словно бы за палаткой бродит кто-то. Так всю ночь и не спал, задремлет немного — снова проснется. На рассвете догадался Николай, что еще днем на полянке наловил кузнечиков для рыбалки, а спичечный
Светает. Холоден утренний туман. Тайга, утомленная ночной бессонницей, чутко дремлет. Стоит проглянуть солнышку, как все оживет, встрепенется, зашумит.
Плещется в берег волна. Кузнечиков в коробке не слышно.
Вдвоем плывут они по Павловскому водохранилищу. Безлюдно. Ни одной деревеньки. Пароходы и те идут редко. Вокруг только лес, небо и вода. Глухомань...
На шестой день пути они явственно различили далекий гул тракторов. Глушь суровой тайги неохотно уступала место рокочущему шуму. В прежнее своеобразие монотонной тишины вплетался современный гул работающих моторов.
— Гусеничные! — догадался Николай.
Они причалили к берегу. На небольшой прогалине, куда загодя были свезены длинные освежеванные лесины, копошились два трактора. Молодые ребята орудовали стальными тросами, приноравливая огромные связки древесины к тракторам. Бревна, скрученные тросами, лежали одно к одному.
Николай со Светой подошли к ним.
— Кончай базар! — крикнул высокий парень в замасленной фуфайке.
Все побросали ломы, сели на плаху перекурить. Оказалось, это совхозные ребята, приехали на вывозку заготовленного леса. Совхоз строится, и бревен и тесу много требуется. Даже в горячее время уборочной страды, когда каждый час дорог и каждая машина на учете, совхоз не скупится посылать трактора за строевым лесом.
Деревня, откуда приехали механизаторы, километрах в двадцати отсюда. Расстояние небольшое. Но чтобы одолеть его, нервов много надо.
— Не дорога, а сто рублей убытка! — ругнулся самый молодой из них, высокий, в промасленной фуфайке.
Николай не понял, почему в такую жаркую погоду парень в фуфайке.
— А ты, паренек, тулуп бы еще натянул, — засмеялся он.
— Хаммат у нас на подхвате, у него молоко на губах не подсохло, — попробовал объяснить чернявый тракторист, видать, старший среди них — и по возрасту, и по обязанностям. — Хаммату мы поручили под бревна с канатом лазить, чтоб пузо не поцарапать, фуфайку надел...
— Ребята, — вступила в разговор молчавшая доселе Света, — соли, случайно, у вас не найдется?
Николай вспомнил, что прошлой ночью они ненароком забыли тряпицу с солью под открытым небом. Под утро ударил дождь. Когда выбрались из палатки готовить завтрак, от соли уже оставалась одна липучая лужица.
— Соли? — переспросил старшой, чернявый. — С собой нету...
Вступился Хаммат, стягивая грязную фуфайку, проговорил:
— Тут в логу охотничья избушка стоит. И мы в ней частенько останавливаемся. Там соль есть, сам видел... Поехали с нами.
— А далеко? — спросил Николай.
— Да
Над гребнем перевала хмурилась грозовая туча. Дорога туда бежит узкая, опасливо петляет вдоль крутого увала, с другой стороны — обрыв.
Трактора пофыркивали незаглушенными моторами. Ребята докурили сигареты, ловко повскакали в кабины. Николай сел с Хамматом. Вглядываясь, как тронулся с места первый трактор, он предложил пареньку:
— Может, уступишь рычаги?
— Ты что, тракторист, что ли? — обрадовался Хаммат.
— Приходилось, — сказал он.
Трактор шел легко и уверенно. Длинноствольное долготье, скрипя и переваливаясь на ухабах, оставляло за собой шлейф пыли. Неожиданно тучка, висящая над перевалом, брызнула дождем. Суглинок и пыль быстро превращались в месиво. Машина приумерила прыть. Трактор Николай знал хорошо и потому на слух улавливал любое движение, любой звук в моторе.
На самой вершине перевала трактор сильным толчком рвануло назад. С оглушительным визгом пробуксовали по камням ребристые гусеницы. Пятясь к краю пропасти, машина вставала на дыбы, задирая кверху капот. Хаммата тряхнуло и с силой ударило о ветровое стекло. Машинально он вскинул руку, прикрывая рассеченный лоб ладонью.
Николай, сидящий рядом, с резкой поспешностью рванул на себя рычаг тормоза. Трактор развернуло поперек дороги, а бревна, напрочь стянутые тросом, зависли над обрывом. А передний тягач ушел далеко вперед и скрылся за перевалом...
Николай встал одной ногой на гусеницу и ужаснулся увиденной картиной. Если сейчас отпустить тормоз и попробовать волоком протащить бревна над обрывом, то неизвестно, что получится: или их вытянешь, или они утянут тебя вместе с трактором туда, где далеко внизу бурлил по ущелью мутный поток воды.
Рукавом смахивая пот с окровавленного лба, Хаммат крикнул в самое ухо:
— Задачка с двумя неизвестными!
Николай выпрыгнул из кабины к самому краю уступа и догадался, что выхода нет никакого. Бревна отцепить невозможно. Для этого потребовалось бы сдать трактор назад, а он и без того на волоске висит. И топором троса не перерубить... Оставалось одно: тащить вперед всю поклажу, авось трос перетрет каменными плитами уступа.
— Выхода нет, только вперед! — крикнул он молоденькому трактористу.
У паренька испуганно передернуло рот.
— Я боюсь, — откровенно признался Хаммат. — Садитесь сами!
Николай прыгнул в кабину, резко нажал на педаль акселератора, дав полный газ, и с силой откинул рычаг застопоренного тормоза.
Трактор, как живой, встал на дыбы. Секунду поплясал на месте и, лихорадочно задрожав, дернулся боком к скале. Еще рывок, другой, третий... Зависшие над ущельем бревна стронулись, громыхая по камням, подались вслед за трактором. Николай всем своим существом слился с машиной. Метр за метром с поклажей на весу двигался послушно трактор. Троса, скрученные в несколько раз, жалобно звенели от натуги, но не рвались. И вот связка бревен комелями выползла на самый край обрыва, почти перпендикулярно встала над камнями и с грохотом перевернулась на дорогу. Трос оглушительно лязгнул и оборвался.