Когда сверкает молния
Шрифт:
Наивный молодой человек, думаю я про себя, а знает ли он, как решалась эта проблема пять веков тому назад? Она решалась огнем и мечом! Конкистадоры, пришедшие на Кубу, истребили поголовно местное индейское население, а завезенным туда вместо них африканским рабам, совершенно разноязыким, ничего не оставалось, как говорить на языке своих хозяев — испанском.
Нет, это не решение языковой проблемы!
Поэт из Риги Леонс Бриедис привез с собой несколько сборников стихов Агостиньо Нето, переведенных им на латышский язык. Один сборничек он подарил Союзу писателей Анголы, другой — вдове Нето. Его попросили прочесть стихи.
Символично, торжественно зазвучала латышская речь. Мы не понимали слов, но сама музыка стиха, уверенный чеканный ритм говорили, что речь идет о борьбе. Это — призыв к народу. Это — биение сердца первого президента страны, поднявшейся с колен.
Мне показалось, на глазах у Марии-Эуженьи Нето навернулись слезы.
За несколько дней до нашего прилета в Анголу здесь побывал американский журналист. В беседе с Луандино Виейрой журналист спросил его — знает ли он американских писателей. И Луандино назвал ему двадцать два современных писателя Соединенных Штатов, упомянул даже тех, которых не знал американский журналист. Тот вынужден был воскликнуть:
— Теперь я понимаю, что ничего не понимаю в Анголе!.. — Потом снова спросил: — А имеет ли ангольский писатель свободу слова? Можете ли вы написать книгу о примирении с Савимби?
Руководитель ангольских писателей ответил ему:
— Даже сама постановка вопроса неправильна. Мы, писатели, понимаем свободу слова по-марксистски. В основе всей нашей деятельности сейчас — человек. Его жизнь, его судьба, его свобода. И мы боремся за этого человека. Вот вы, господин журналист, были в провинции Уамбо, видели там убитых военных?
— Нет, — ответил американец. — Видел только убитых и истерзанных стариков, женщин, детей...
— С кем же воюют тогда головорезы из УНИТА? — гневно задал вопрос Луандино. — С мирными жителями? Так что, мы можем написать о них, о взаимоотношениях с ними, но... написать по-своему.
Неизвестно, напишет ли американский журналист всю горькую правду об Анголе? Думаю, что может и написать, ибо тот, кто своими глазами посмотрит на огромные контрасты, на несовместимую и неизмеримую разницу между созидательной энергией масс, вставших на защиту революции и бандитами враждебных группировок, тот не сможет умолчать о правде. Шила в мешке не утаить!
В той же провинции Уамбо, где побывал американский журналист, во время нашего пребывания в Анголе было выведено из строя более трех тысяч бандитов из группировки УНИТА. Народные вооруженные силы освобождения Анголы (ФАПЛА) повсюду теснят черную контрреволюцию. Во многих местах обманутые врагом люди бросают оружие и сдаются правительственным войскам.
Я сам видел этих бывших вояк из бандитских формирований. В тот день мы участвовали в большом празднике, ангольский народ торжественно отмечал 28-ю годовщину основания Народного движения за освобождение Анголы (МПЛА) и 7-ю годовщину преобразования этой массовой организации в авангардную МПЛА — Партию труда. Манифестация проходила на площади имени Первого мая. Палило солнце. Синее небо порой бороздили быстрые истребители, над городом пролетали в паре бронированные вертолеты.
Нас, советских писателей, вместе с посольским корпусом провели на правительственную трибуну. Здесь же находился президент страны Жозе Эдуарду душ Сантуш. С речью выступал министр обороны. Его речь то и дело прерывалась ликующими возгласами манифестантов. Суровый гул собравшегося народа пронесся над площадью, когда министр сообщил, что сейчас присутствующим покажут сдавшихся в плен и раскаявшихся унитовцев.
На трибуну под охраной вывели человек пятнадцать этих «бывших». Диктор по микрофону стал представлять их каждого по отдельности народу. Для того, чтобы можно было представить уровень их политического развития, мне хочется привести полностью слова, которыми характеризовал их диктор.
Вот они, записанные дословно в моем блокноте:
— Андре Шикропу. Своего возраста не знает. Неграмотный.
— Эрнесто Пасио. Не женат, приблизительно 26 лет, когда родился — точно не знает. Родом из Уамбо, образование — 1 класс.
— Андре Даниэль. 1952 года рождения. Сдался добровольно. Неграмотный.
— Албано Саломао. Не женат. Приблизительно 26 лет. Точной даты рождения не знает. Минометчик УНИТА. Образование — 1 класс.
— Антоньо Лукаш. Пятнадцать лет. Дня рождения не знает. Неграмотный.
— Гульер Луталембо. Шестнадцать лет. Неграмотный. Сдался добровольно.
— Феликс Касеке. 24 года. Неграмотный. До сдачи в плен принадлежал к колонне «хладнокровных». Те, которые хладнокровно убивают мирных жителей...
Диктор продолжает, а я думаю про себя: неграмотные, забитые, выросшие в диких джунглях молодые люди. Какая у них может быть политическая платформа? Да никакой! Просто унитовцы хватали голодных людей, совали им в руки винтовки и автоматы, за миску фасолевой похлебки принуждали стрелять в свой родной народ, у которого в процессе освободительной борьбы прорезалось наконец-то социальное самосознание.
В последнее время банды УНИТА боятся и остерегаются встречаться в открытой схватке с боевыми частями ФАПЛА, с кубинскими бойцами, пришедшими на помощь ангольскому народу. Бандиты предпочитают избегать открытой борьбы, они выслуживаются перед своими хозяевами — спецслужбами Вашингтона и Претории другим методом: бесчинствуют по деревням, уничтожают посевы, хозяйственные объекты, жестоко расправляются с мирными жителями.
Поэтому-то американский журналист, побывавший в провинции Уамбо, не сумел увидеть убитых солдат, военных, он увидел истерзанных детей и женщин!
— Вива Сантуш!
— Вива Родина!
Волна людского ликования летит над площадью. Но не только колонны и ряды трудового люда заполнили огромную площадь. Я вижу: боевые вертолеты летят над Луандой, два истребителя проносятся с оглушительным ревом низко над побережьем. И на сердце становится спокойнее: настороже стоят защитники революции, они готовы в любой момент достойно встретить врага.
И враг хорошо знает об этом, потому он и действует тайком, как гад ползучий, ночной теменью пользуется, прячется от кары народной в глухих необжитых местах.