Когда тают льды. Песнь о Сибранде
Шрифт:
Я обернулся: к книжным полкам жался, тиская в паучьих пальцах толстую книгу, взъерошенный рыжий парень. Резкие черты лица выдавали в нём бруттскую кровь, сероватая кожа указывала на родство с альдами. Полукровка близоруко щурил светлые глаза на огонь свечей, догоравших на высоких подсвечниках, пытаясь разглядеть за ними меня. Мантия гильдии магов висела на нём, как холщовый мешок, хотя оказалась довольно богатого покроя: из более тонкой ткани, с ярким узором. Тот же Люсьен подобной роскошью похвастать не мог, хотя находился, очевидно, не на самой последней ступени в местной иерархии…
– Я Бруно, – поймав
– Теоретик, – рыкнул оглум от стола с явным презрением. – Попробуй докажи врагам в бою, какой там у тебя круг! А лучше напиши на лбу, чтобы, не приведи Тёмный, не перепутали, что на надгробии писать…
Бруно обиделся; вспыхнул до кончиков ушей.
– Старый пень, – пробормотал на бруттском, за что тотчас удостоился наказания:
– Старые свитки читать больше не дам, – отрезал оглум, на западном языке понимавший, очевидно, не хуже самого парнишки.
Тот обиделся ещё больше, побагровев с досады, и, спасаясь от необходимости достойного ответа, повернулся ко мне:
– А ты, может, ищешь кого? По лицу вижу, не для чтения пришёл!
Насмешки в его голосе я не уловил, потому, помедлив, спросил:
– Как мне найти госпожу Иннару?
– Так ведь… не знаю, – тут же сник Бруно. – Где угодно может быть, от подземелий до обсерватории, а то и в Унтерхолд укатила…
– Она у себя, – рыкнул от стола зеленокожий библиотекарь. – Попроси рыжего, он проведёт. Ему всё равно пора уходить.
Судя по напряжённому лицу, Бруно секунду-другую думал, чего бы такого ответить ворчливому смотрителю, но вслух высказаться не решился, а потому кивнул и, прихватив с собой несколько фолиантов, неуклюже засеменил к выходу.
– Магией не владеет, только алхимичит у себя в подсобке, да трактаты о цветочках пишет, – шёпотом фыркнул Бруно, когда мы оказались на лестнице. – А уж самомнения-то! Правда, кинжалы метает прицельно, так что лучше с ним не связывайся… Худший образованный оглум в истории, скажу тебе!
Я подумал, что не так уж часто встречал образованных оглумов в принципе, но смолчал, а затем и вовсе спохватился: а ведь рассуждаю-то не лучше, чем тот же Люсьен! Что брутт считал меня низшим сортом, что я несправедливо судил о зеленокожей расе далеко на юго-востоке материка… Легко же я впадал в искушения, ещё толком не вступив в гильдию! Что-то будет, когда примусь за тёмные искусства всерьёз?
О том, что дело не в гильдии, а во мне самом, думать совершенно не хотелось.
– Так ты и в самом деле к нам учиться? – полюбопытствовал тем временем Бруно, поднимаясь по лестнице наверх. – Гильдия вроде не принимает больше новичков – самим жрать нечего. Стонгардское отделение самое бедное, средств ни на материалы, ни на пропитание не хватает. Бруттская Империя выделяет золото только на гильдии своих земель, а на отдалённые – вроде нашей – частенько машет рукой. Мол, сами разберутся, главное, чтобы подчинялись и отчёты писали исправно… Не знаю, как выкручивается госпожа Иннара, только мы пока не голодаем, и алхимические наборы то и дело обновляются, хотя и не с рекордной скоростью, увы…
– Госпожа Иннара, – повторил я. – Разве гильдией управляет не Сильнейший?
Бруно мой вопрос явно смутил. Парнишка даже шаг замедлил, глянул нерешительно и боязливо по сторонам, но затем решился и признался шёпотом:
– Нет.
– Госпожа Иннара все бразды прибрала? – снова подначил юного мага я.
– Что ты! – искренне, но по-прежнему шёпотом возмутился Бруно. – Деметра эти бразды подхватила, иначе бы наша колесница давно бы разбилась о скалы. Сильнейший… то есть, её отец, мэтр Дамиан… он величайший маг, когда-либо ступавший на эти земли! В Совете, что в столице Бруттской Империи, есть маги и покрепче, но он – один из лучших! Правда… случаются у него… приступы. Я сам не видел, мне рассказывали… То буйствует, а то сидит у себя в кабинете запершись, и никого не пускает… Может, старческая немощь, а может, проклял кто. Вообще проклятия – жуткая вещь! Наложить легко, и новообращённый сумеет – а вот снять почти невозможно. Поверь мне, лучше не сталкиваться!
Я спрятал кислую гримасу в густой бороде. Верю я тебе, дитя! Видит Дух – верю!
– Ну вот, – кивнул на небольшую площадку Бруно. – Сразу за той дверью – рабочий кабинет госпожи Иннары, там её и найдёшь. Завтра разыщи меня или Мартина – такой большой, ты его не пропустишь – пообедаем вместе. До скорого, стонгардец!
– Сибранд, – запоздало представился я.
Бруно молча кивнул и тотчас скрылся на нижних ступенях; камень тихо зашуршал под лёгкой поступью почти невесомого мальчишки. И откуда такой тщедушный взялся? В наших-то суровых краях? Неужели другие отделения его не приняли?
Усилием воли избавившись от лишних мыслей, я шагнул к двери, взял в руки кольцо и коротко постучал им о толстую древесину. Ответа не последовало, зато от моего вроде бы вежливого, ненастойчивого стука створка дрогнула и поддалась. Госпожу Иннару, похоже, нисколько не беспокоила собственная безопасность, раз личный кабинет её оставался незапертым.
Пахнуло изнутри запахом сушёных трав, плавленого воска, старых книг и догоравшей сосновой древесины. Последняя нещадно стреляла, воздух стал душным от дыма, и тем не менее хозяйка кабинета никак себя не проявляла. Любой бы уже выкинул из огня невесть как затесавшийся в нём злосчастный брусок, да развеял набившийся в комнату чад, однако Деметра…
Я шагнул внутрь и замер: госпожа Иннара сидела за большим дубовым столом, положив голову на сложенные на столешнице руки, и под ними растекалась небольшая лужица тёмно-красного цвета.
Несколько бесконечных мгновений я стоял, парализованный жутким зрелищем, и в пустой голове отражались лишь застывшие картины открывшегося мне кабинета: шкафы с реагентами и книгами, длинная узкая картина, за которой смутно угадывалась узкая дверца в соседнюю комнату, кипа беспорядочно набросанных бумаг на обширном столе, перевернувшаяся чернильница…
Здесь я наконец очнулся, сам себе надавав мысленных оплеух, и решительно шагнул вглубь кабинета, захлопнув за собой дверь. От резкого звука «покойница» – от которой, ни много ни мало, зависела и моя жизнь – вздрогнула и резко выпрямилась в кресле, щуря на меня покрасневшие, усталые и испуганные после сна глаза.
– Не заперто, – пояснил я, кивая за спину. – Я вошёл.
Деметра смотрела на меня ещё секунду или две, будто вспоминая, затем резко выдохнула и закрыла лицо ладонями. На одной из кистей чётко обозначилось пятно пролившихся чернил.