Когда тебя уже не жду
Шрифт:
— Не знаю.
— Как это?
Вильям выпрямился, и мы впервые за эти дни прямо посмотрели в глаза друг другу. Не знает? Почему? Что вообще происходило в его жизни эти пять лет? Я понятия не имею! Не спрашивала, не интересовалась, запретила мне рассказывать.
— Вот так. — Вэлл пожал плечами. — В последний раз я разговаривал с отцом пять лет назад, после того, как ты сорвалась с перехода в оранжерее. Он высказал все, что обо мне думает, и вычеркнул из своей жизни. Не подумай, родители продолжили мне помогать, оплачивали обучение, но отец смотрел на меня, как на пустое место.
Вильям
— После того, как я окончил школу, — продолжил Арейн, — меня сразу отправили продолжать обучение за границу. Я там провел два года. Вернулся домой, получил назначение в отдаленный городок, год жил там, увлекся самовозками — сначала от скуки, потом мне действительно стало интересно. А когда вернулся, отец просто со мной не разговаривал. Все наше общение полгода до ареста сводилось к приветствию и прощанию.
— Мне жаль, — сказала искренне.
— Мне тоже. — Вэлл склонил голову. Теперь он не смотрел на меня, устремив взгляд куда-то в стену. — Знаешь, я их почти ненавидел, своих родителей. Не понимал, почему даже твои меня простили, а мои собственные не могут. И до сих пор не понимаю. Если хочешь знать, прошлым летом я приезжал в ваше имение, хотел увидеться с тобой, но ты уже переехала в столицу.
— Зачем приезжал? — Мне стало любопытно.
— Ты прислала мне письмо и перстень, — усмехнулся Вэлл. — Я решил прояснить наши отношения лично, но твой папа посоветовал этого пока не делать.
— Наши отношения? — Я удивленно заморгала.
— Кэтти, мы помолвлены, — напомнил Вильям.
— Были помолвлены, я вернула тебе перстень.
— А я отвез его обратно и отдал твоему отцу. Думаю, теперь это единственное, что осталось от моего имущества.
— И как мне это понимать?
— А на что похоже?
Вэлл замолчал. Я пыталась обдумать сложившуюся ситуацию. Получается, мои родители приняли перстень обратно. Значит, мы до сих пор помолвлены. Задачка…
— Но если ты настаиваешь… — снова заговорил Вильям. — У меня теперь ничего нет. И я ничего не смогу тебе дать. Ни титул, ни положение в обществе, ни защиту. Поэтому…
— Мы вернемся к этому разговору позднее, — пообещала ему. — Теперь мне самой надо подумать. А сейчас для этого не время и не место, уж извини. Нам бы решить куда более животрепещущие вопросы, чем наша не самая простая помолвка. Ладно, я поняла, летом ты приезжал к нам, и что дальше?
— Твой отец сказал, что ты по-прежнему на меня очень зла. Поэтому я не рискнул навестить тебя в столице. Зато пару раз столкнулся с твоим братом и узнал, что на меня зла не только ты. Признаю, вторую дуэль спровоцировал я сам, но первую он. Мы оба раза не собирались друг друга убивать, клянусь! Иначе уже были бы мертвы.
— Допустим, верю, — кивнула ему.
— Я не вру, Кэтти. Зачем? Все и так слишком усложнилось. Так вот… В середине лета нас с родителями арестовали. Начались бесконечные допросы. Меня спрашивали о переписке отца, о людях, появлявшихся в нашем доме. Но что я мог сказать, Кэтти? Я сам не так долго в нем пробыл, и то мы разговаривали только с мамой. Я не знаю, с кем он общался. Понятия не имею, приходили ли ему какие-то письма. За эти пять лет мы будто стали чужими людьми…
Вэлл снова замолчал. Я пожала его холодные пальцы. Прощупала магией — вроде бы очагов боли больше не было. Сердце кольнула догадка…
— Проблемы с руками — следствие потери магии или допросов? — спросила его.
— Допросов, — признал Вэлл. — Но я не мог ничего сказать. И даже если бы знал, не сказал бы. Эти три месяца… Я даже не различал, какой сегодня день и сколько времени прошло. Единое серое марево, в которое вмешивались бесконечные допросы. Одни и те же вопросы по кругу, страх. Потом они поняли, что признание не выбить, и придумали другой способ. Предложили отцу выбор — моя жизнь в обмен на их с мамой признание.
— И твои родители согласились, — поняла я.
Вэлл молчал. Пальцы в моей руке вздрогнули. Я осторожно его обняла, прижалась щекой к щеке и замерла. Мне тоже нужно было все осмыслить, обдумать. Пока что его рассказ напоминал дурной сон. Кошмар, от которого он так и не смог проснуться.
— Мне даже не дали с ними попрощаться, — успокоившись, продолжил Вэлл. — Просто сообщили, что их казнили. А в качестве особой «милости» поведали, почему отец взял вину на себя. Затем пришел магистр. Он подчеркнул, что к сыну предателя доверия нет, и показал приказ о лишении меня всех титулов и имущества. Сказал, что я слишком опасен, а затем и мою магию забрал. После чего меня выставили за ворота тюрьмы и прогнали на все четыре стороны.
— И что было дальше? — в ужасе спросила я.
— Не помню. Я вообще плохо помню эти три месяца, Кэтти. Где был, что делал. Чаще всего было плохо. Без магии очень сложно, кажется, что тело выворачивает наизнанку. И как мне быть, я не понимал. В редкие минуты просветления пытался обратиться к родным или друзьям отца, но они только гнали меня в шею. Ты спрашивала, почему я не попытался добраться до твоих родителей. Тому было несколько причин. Первая — испугался. Люди, которых я считал родными, указывали мне на дверь, а у твоей семьи хватает причин меня не любить. Вторая — побоялся навлечь беду на их головы. Да, я действительно не замечал слежки все это время, но где гарантия, что ее нет? Может, меня просто упустили из виду? Я бы и к тебе не пошел, просто уже отчаялся. В третий месяц мне стало лучше, постепенно вернулось ощущение реальности, только реальность оказалась слишком страшной. Вот такой длинный рассказ…
— Тебе не в чем себя винить, — тихо сказала я. — Любые родители прежде всего хотят защитить своего ребенка, и твои желали только этого. Ты не встревал в заговор, никого не предавал.
— Как и мой отец.
— Как и твой отец… Нам надо избавить тебя от печати, Вэлл. Рано или поздно она тебя убьет.
— А ты об этом пожалеешь? — усмехнулся он.
— Пожалею, — ответила серьезно. — Смерти тебе я не желаю. Значит, нам надо найти настоящего преступника, чтобы обелить имя твоих родителей и заставить магистра вернуть тебе магию. Целитель говорит, это возможно.