Когда-то был человеком
Шрифт:
Я быстро вмешался в разговор и начал объяснять: «Откровенно говоря, это лучшие места, я туда часто сажаю моих друзей». Но господин, по-видимому, привыкший все мерить на деньги, тупо твердил: «Итак, у вас есть билеты по 11 марок? Другие места меня не интересуют».
«Ах, да, – сказал я (мне внезапно пришла в голову мысль), – за 11 у нас в самом деле ничего не осталось. Но, правда, есть еще…» (Я колебался.) Оймел смотрела на меня с удивлением. У нас действительно, за исключением двух мест, о которых уже говорилось, все было распродано. «У нас есть еще ложа для особо почетных гостей».
Коллега за кассой заламывала руки: Киттнер сошел с ума. Ведь не было никакой
Оймел демонстративно захлопнула нашу кассовую книгу. Этих мест в действительности не было! А 25 марок по тем временам были для нас тромадной суммой. Но не для господина в сером.
«Ну, вот все и выяснилось. Что же вы сразу не сказали? Эти билеты я беру».
Я успокаивающе подмигнул растерянной Оймел, написал от руки на обычных квитанциях, которые служили нам тогда входными билетами, «Ложа для особо почетных гостей» и цену – 25,00 и обратился вновь к свежеиспеченному «почетному» гостю»: «Теперь, пожалуйста, потерпите минутку, мы эти места всегда подготавливаем особо». Кроме слова «всегда», все соответствовало действительности.
Затем я полетел в соседний ресторан, одолжил там два обыкновенных высоких табурета из бара и установил их слева от сцены, в нише, где стоял рояль.
«У тебя, Райнольд, будут соседи», – крикнул я удивленному пианисту. Скатерочка, пепельница, два бокала для шампанского – и глянец в ложе для особо почетных гостей был наведен. Ничего другого, разумеется, сделать было нельзя. Честно говоря, это были самые плохие места во всем зале: у табуретов не было спинок, рояль с такого расстояния звучал слишком громко, и сцену можно было видеть только под углом. Но нашей паре, разбирающейся в ценах, все понравилось. Гордые, как короли, они позволили проводить себя на места и были весь вечер очень довольны. Даже тогда, и особенно тогда, когда мы в отдельных сценах, говоря о нуворишах в ФРГ, явно намекали на них и когда аудитория, хорошо все понимавшая, радостно смеялась. Но на ужин мы благодаря дополнительным поступлениям заработали. Даже управляющий рестораном был доволен, так как наши «особо почетные» заказали шампанское – первый случай за все время существования ансамбля.
А «ложу для особо почетных гостей» мы сохранили и предлагали за 25 марок только тем (даже если были и другие места), для кого имели значение символы общественного положения.
Если же эти места были единственными оставшимися, мы снижали цену до 4 марок за табурет и сажали к роялю еще двух студентов. Иначе им бы пришлось отказать, а этого нам очень не хотелось. Таким образом, мы никого не грабили, но никого не принуждали и экономить, если денег у кого-то имелось достаточно и к тому же была потребность продемонстрировать свое социальное положение. Мы сами создали себе меценатов, правда, «мини-мини» и без их ведома, но тем не менее. И что еще важно: мы все могли теперь после представления чаще выпить пива.
КАК Я СЛУЧАЙНО ОБНАРУЖИЛ, ЧТО У НАС ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
Как-то один молодой человек по окончании представления сказал мне: «В известном смысле эти террористы правы. Их действия для ФРГ по крайней мере хоть небольшая, но встряска. Нужно попытаться вызвать правительство на применение откровенно фашистских методов и таким образом дискредитировать его. Как только оно сбросит маску, народ сразу увидит, где правда, и покончит с угнетением».
«А как ты представляешь себе «откровенно фашистские методы»? – спросил я молодого, не старше 23 лет, парня. – Прямо так – лагеря, пытки, убийства?»
«Разумеется, как же иначе народ поймет, что это преступление?» «Революционер» был крайне удивлен, когда я вслед за этим не очень вежливо, но твердо попросил его покинуть помещение. Я почувствовал, правда, что моим долгом было объяснить ему, почему его первого и единственного за все семь лет существования ТАБ, не вдаваясь в дискуссию, выставили из театра. «Ты хочешь, чтобы и меня засадили в лагерь». Я надеюсь, что он все понял, и с этого момента начался процесс его политического образования.
Однако то, что этот парень мне так наивно растолковывал, было не только его личным мнением. Это была суть опасного псевдоучения «теории фашизма», распространенного в кругах леваков. Его сторонники напоминают мне самоубийцу, который открывает газовый кран, однако в последний момент поспешно зажигает еще и спичку и взрывает весь дом со всеми его обитателями. Кроме того, опыт немецкой и не только немецкой истории дает более чем достаточные основания сомневаться в том, что население ФРГ действительно поднимается против прокладывающего себе дорогу нового фашизма и на этот раз сумеет покончить собственными силами с этим преступным явлением в его наиболее отвратительной форме. Правда, шок, перенесенный в 1945 году, вызвал к жизни в будущей ФРГ стремление к осуществлению действительно демократического государственного устройства. Можно было говорить о стремлении к разрешению противоречий в социалистическом духе, однако вскоре бразды правления вновь захватили представители старых сил, и развитие пошло в противоположном направлении.
При решении некоторых проблем реакционные группировки в государственном аппарате и экономике попытались даже повернуть колесо истории на целое столетие назад. Например, приняв указ о «запретах на профессии», который не только по своим формулировкам напоминает принятый нацистами в апреле 1933 года Закон о восстановлении высшего чиновничества. Тут высокочтимые судьи, как говорится, перещеголяли практику кайзеровского судопроизводства. Кроме того, недавние опросы показали, что почти четвертая часть населения ФРГ все еще или уже опять тяготеет к фашистскому идейному наследию. Таким образом, насущной задачей является не провоцировать взрыв «откровенного фашизма», а совсем наоборот, вырвать с корнем его уже довольно окрепшие ростки.
Пугающе выглядит цинизм, с которым приверженцы «теории фашизма» хладнокровно принимают в расчет неизбежную ликвидацию остатков основных гражданских свобод, для них кровь антифашистов все равно что водица. То, что планы подобных псевдореволюционеров – спровоцировать взрыв фашистских настроений – полностью совпадают с намерением экстремистских террористических банд, не нуждается в доказательствах. Даже если побудительные мотивы одних и тех же действий могут отличаться друг от друга, цели обеих сторон, по крайней мере на первом этапе, идентичны. Их представления о втором этапе – слепое блуждание, попытка выдать желаемое за действительное, основанные на вере, что сначала нужно подохнуть, чтобы потом когда-нибудь воскреснуть из мертвых. Но в классовой борьбе одной веры мало.