Когда-то
Шрифт:
У пажа засверкали глаза.
— Господин, — заговорил он, — ваша слава мне известна. Когда я состарюсь, то с гордостью буду рассказывать внукам: «Я видел его и говорил с ним». Но даже в моменты лучших триумфов вашей жизни вы не испытывали того счастья, которое каждый день и час доступно мне. Это счастье — сознание, что я всем обязан себе. Что ни знатность, ни богатство, ни содействие родных не облегчали моей дороги, что все было против меня, и все, чего я достиг, сделано и завоевано мною, мной одним!
—
Паж засмеялся тихим, но гневным смехом.
— Славный старец, — сказал он, — испытай меня. Потягайся со мной, в чем тебе угодно.
— Фернандо! — воскликнул барон, возмущенный этой дерзостью, но граф остановил его:
— Пусть этот мальчик говорит.
— Я не думал оскорбить графа, — холодно сказал паж. —
Я не предложил бы ему состязаться в воинской ловкости и силе, так как хорошо понимаю, что за мной преимущество молодости. Но я говорю о более тонких вещах. Я много слыхал о вашей мудрости и начитанности, граф, но и с вами я рискнул бы поспорить глубиной познаний в алгебре, схоластике и поэзии, умением слагать стихи, играть на лютне и толковать бессмертного Данте. Я вижу у вашего кресла шахматный столик; эту игру называют игрой для избранных. Еще никто не победил меня в этой игре.
Граф улыбнулся раздраженной улыбкой.
— Сыграй с моей дочерью, паж. Она не так хвастлива, как ты, но берегись ее искусства!
— Контессина прекрасна, — ответил паж с поклоном, — ее красота ослепительна, но и ослепленный, я не могу быть побежден.
Граф потерял терпение. Все лицо его потемнело; в тихом голосе, которым он заговорил, слышалось предчувствие грома.
— Иоланда, — приказал он, — принеси шкатулку с шахматами.
Иоланда вышла.
— Паж, — сказал граф, — бейся со мной об заклад. Я беру в заклад твою голову.
— Граф, — сказал паж, — ваша дочь прекрасна. Я беру в заклад вашу дочь.
— Что?! — загремел граф.
— Если я проиграю, вы берите мою голову. Если я выиграю, ваша дочь моя. Или вы боитесь заклада?
Вошла Иоланда со шкатулкой и остановилась посреди горницы.
Граф сказал голосом, худо скрывавшим гнев.
— Играйте. Иоланда, ты должна победить.
Старики сидели у камина, тихо вспоминая былое.
— Что с вами, паж Фернандо? Вы глядите на меня и молчите?
— Я смотрю в ваши глаза, которые так прекрасны.
— А я тем временем
— Нет, не рассеян: берегите башню.
— Правда. Погибла моя башня.
— Ну что, Иоланда, как твоя партия?
— Пока еще наравне, отец.
— Что с вами, паж Фернандо: вы глядите на меня и молчите?
— Я смотрю в ваши очи, которые так прекрасны.
— У вас красивый выговор, какого я никогда не слыхала. Откуда вы родом, паж Фернандо?
— Я родом из дикого края. Там солнце горит ярче, чем у вас, и ночи там чернее вашей. Там лето пышет пламенем, зима леденит потоки трамонтаной1.
Там любят так, что идут на смерть за любовь; там ненавидят так, что и смерть не убивает ненависти. Там веруют беззаветно, богохульствуют безумно; там все прекрасное трижды прекрасно, все безобразное трижды ужасно; и эта страна лежит далеко-далеко.
— В вашем крае, должно быть, много красавиц?
— Женщины моей родины очень красивы. У них черные глаза, черные косы. Но небо наше голубое, как ваши глаза; солнце наше золотое, как ваши кудри. Вы прекрасней, чем женщины моей родины… Шах королеве.
— Ах!.. Мой бедный конь, я не спасу королевы, если не пожертвую им…
— Ну что, Иоланда, как партия?
— Контессина проигрывает, граф.
— Нет, нет, отец, я еще не думаю сдаваться.
— Это напрасно, контессина, когда победа мне нужна, я побеждаю.
— А зачем вам так нужна победа, паж Фернандо?
— Спросите вашего отца, контессина… Шах королеве. Вы теряете другого коня.
— Бедные мои кони!.. Отец, зачем Фернандо так нужна победа?
— Он шутит, Иоланда. Я с ним пошутил, и он шутит.
— Граф, вы со мной не шутили, и я с вами не шутил. С вами никто и никогда не посмел бы шутить. Если я проиграю, — вы знаете, что я проиграю, если выиграю, — вы знаете, что я выиграю… Шах королю. Вы теряете другую башню.
— Отец, он искуснее меня!
— Паж, оставь игру. Я пошутил с тобой. Забудь наш спор.
Я сделаю тебя богатым, я отвезу тебя ко двору.
— Мне ничего не надо, граф. Ваш ход, контессина.
— Паж, пока моя дочь обдумывает ход, подойди со мной к камину, я должен сказать тебе два слова…
— Я повинуюсь. Ваши два слова?
— Зачем тебе моя дочь?
— Я полюбил ее с первого взгляда.
— Ты любишь ее. Это хорошо. Помни же, если ты потребуешь заклада, ты сделаешь несчастной ту, которую любишь.
— Почему?
— Ты не знаешь жизни. Женщина, происхождение и красота которой с первых лет обещали знатную, блестящую и роскошную судьбу, не будет счастлива, став женой безымянного бедняка. Она будет страдать — громко или молча. Если молча, это еще хуже. Ты не знаешь жизни.