Когда туман рассеется
Шрифт:
– Флоренс сейчас спит, – сказал Клод. – Нам ничего не остается, как только надеяться и молиться.
Флоренс не понимала, из-за чего такая суета. Она чувствовала себя нормально. Почему ей не позволяют встать? Врачи сказали, что это из-за ребенка, но они просто осторожничают. Ведь она даже не ушиблась при падении. Клод проводил у ее постели долгие часы, приносил каждый день цветы и шоколад, держал ее за руку, рассказывал смешные истории, стараясь развеселить, всячески выказывал свое участие. Флоренс все хотелось спросить, приснилось ли ей, что он признался ей в любви, но она стеснялась. А больше он этих слов не повторял, так что, по-видимому, она всего лишь видела сон, счастливый сон.
Домой ее выписали только через две недели. И там Флоренс ожидал приятный сюрприз – приехала мама. Морин привезла ее из аэропорта в то же время, когда Клод забрал Флоренс из больницы.
Увидев друг друга, мать и дочь обнялись и расплакались. Мэй Нильсен не скрывала беспокойства за дочь, но Флоренс принялась горячо уверять ее, что теперь все хорошо. В течение этих первых волнующих минут Клод стоял в сторонке. Флоренс протянула ему руку.
– Иди, познакомься с моей мамой. Мама, это Клод, отец моего будущего ребенка.
Клод протянул руку, но Мэй вместо этого порывисто обняла его.
– Именно таким я вас себе и представляла, после нашего телефонного разговора – красивым и милым. Моей дочке очень повезло.
– Вам еще предстоит убедить ее в этом, – усмехнулся Клод.
Позднее Морин и Мэй, которые давно не виделись, удалились на террасу, чтобы обменяться новостями и предаться воспоминаниям, а Клод и Флоренс сели на мягкий диван в холле, каждый в свой уголок.
После минутного молчания Клод вздохнул и произнес:
– Может быть, сейчас не время и не место, но мне необходимо кое-что сказать тебе. Я больше не могу ждать.
Флоренс нахмурилась. Вступление звучало тревожно. Наверное, речь пойдет о ребенке. Он начнет настаивать на том, чтобы забрать его. Но он прав – сейчас не время и не место спорить. Ведь она даже еще не окрепла окончательно, только что встала с больничной койки. Флоренс бессознательно сжала край выложенного подушками сиденья дивана, готовясь к худшему.
– Я знаю, что вел себя с тобой по-свински, Флоренс. И не стану тебя винить, если ты никогда меня не простишь. Но я так старался, когда все понял… Я хочу, чтобы ты поверила мне. Я люблю тебя. Люблю всей душой, всем сердцем.
Флоренс не мигая смотрела на него. У нее перехватило горло, она с трудом проглотила застрявший в нем комок. Значит, тогда ей не приснилось! Она мечтала услышать эти слова, и все-таки боялась, боялась радоваться, вдруг какие-нибудь обстоятельства снова пробудят в нем недоверие. В прошлый раз это случилось так легко… Значит, может случиться снова.
Может она позволить себе рискнуть? Она-то любит его, конечно любит, но все же…
– Скажи что нибудь, Флоренс.
Она никогда не видела Клода таким смущенным, неуверенным в себе.
– Я очень польщена, конечно, но…
– Ты не сможешь простить меня? – Он сразу ссутулился, сник, стушевался в своем углу дивана.
Клод, этот человек, которого она всегда знала сильным и непреклонным, исчезал на ее глазах, превращался в собственную тень. Даже кожа его с каждой секундой теряла здоровый цвет и делалась пепельно-серой.
– Я этого не сказала.
– Но ты так думаешь.
– По правде говоря, Клод… – И тут она позволила себе улыбнуться, потому что приняла окончательное решение. Ведь жизнь такая короткая… – Я тоже люблю тебя.
Он широко раскрыл глаза, мгновенно возвращаясь к жизни.
– Ты серьезно?
– Да, – прошептала она.
– Ах, Флоренс!
Он преодолел разделявшее их расстояние за долю секунды. Даже страх за ее здоровье не помешал ему заключить ее в пылкие объятия. Губы их слились, время остановилось…
– Я полюбил тебя с тех самых пор, как ты сломала руку, – говорил он позже. – С тех пор, как мы приняли душ вместе. Потом я на какое – то время свихнулся, но любовь не ушла, она только затерялась в красном тумане, помрачившем рассудок. Но обещаю тебе, Флоренс, больше ничего подобного не случится. Я буду любить тебя всегда и никогда больше не усомнюсь в тебе.
Флоренс улыбнулась улыбкой мадонны.
– В тот раз мы зачали нашего ребенка. Он недоверчиво нахмурился.
– Когда? Я, кажется, всегда принимал меры.,
– Но не в тот, первый раз, – сказала она, улыбаясь еще шире. – Тогда нам обоим слишком не терпелось.
Клод застонал.
– Теперь я вспоминаю… О Господи. Как только я подумаю, чего едва не лишился, у меня кровь стынет в жилах.
– Ты больше не станешь обвинять меня, что я польстилась на твое богатство? – спросила она лукаво.
– Нет. Никогда! – Он дрожащим пальцем дотронулся до ее губ, и когда Мэй и Морин несколько минут спустя осторожно заглянули в дверь, их никто не заметил.
Церемония венчания состоялась в доме Клода. Невеста утопала в облаке белых кружев и потрясала своей красотой, жених тоже выглядел необычайно импозантно в смокинге цвета слоновой кости. Мать невесты плакала в три ручья. Мать жениха, прилетевшая в Новую Зеландию ради такого события, казалась не меньше взволнованной.
Гости единодушно решили, что новобрачные – замечательно красивая пара, а одна представительная дама лет пятидесяти, одетая в сиреневое шелковое платье, глубоким грудным голосом доверительно сказала Флоренс, что она очень умная девушка, раз сумела подцепить Клода Бенли.
– Многие до вас пытались и проваливались. В вас, должно быть, есть нечто совершенно особенное.
Тут подошел Клод и, обняв Флоренс за талию, поцеловал в щеку.
– Что такое нашептывает тебе про меня наша Грета?
– Это вы? – изумилась Флоренс.
– Неужели Клод рассказывал вам обо мне? – обрадовалась дама.
– О да, – ответила Флоренс. – Но у меня сложилось впечатление, что вы… Открою вам секрет, я очень ревновала.
Медовый месяц молодые провели на острове Гамильтон, а по возвращении Флоренс перебралась в дом Клода, из окон которого открывался великолепный вид на оклендскую бухту. Одно время Флоренс полагала, что больше никогда не станет женой миллионера, но этот был не таким, как другие. Клод Бентли, конечно, был миллионером, но он был также одним на миллион. Флоренс знала, что всю оставшуюся жизнь будет счастлива. Клод пообещал ей это, и она ему верила.