Когда ты проснешься…

Эмдин Андрей

– И испытывают, – соглашаюсь я. – Но к этому быстро привыкаешь.

– Ты здесь давно?

– Несколько дней.

– Не скучно?

– Немного, – честно признаюсь я. – Не уверен, что это мой стиль отдыха: целыми днями ничего не делать и постигать нирвану.

– Понимаю, – смеется Оля. – Я тоже не в восторге, когда нечем занять мозги. Мой мобильник не работает, и я чувствую себя неуютно, будучи отрезанной от внешнего мира.

– Зачем же ты сюда приехала?

Оля смотрит, широко распахнув глаза:

– Затем же, зачем и ты, думаю?

– Мне эту путевку подарили, так что я пока сам не понимаю,

зачем оказался здесь. Остров призывает к отказу от всего, что окружало нас там. – Я неопределенно киваю в сторону темного горизонта. – Но я пока не понял, что он дает взамен. Мне все говорят – расслабляйся, Саша. Ну я и расслабляюсь в меру сил. Что еще остается-то?

– Жаль, что ты провел здесь несколько скучных дней. Прости, я не могла прилететь раньше, – то ли в шутку, то ли всерьез произносит девушка.

– Кстати, откуда ты прилетела?

– Разве это так важно?

Смеюсь.

– Ну вот, ты всего несколько часов на острове, а уже разговариваешь как его обитатели. Никакой конкретики, только мягкие, обтекаемые формулировки. И всеобщее состояние расслабленности. Ом-м-м… – Я закрываю глаза и сажусь в позу лотоса.

Девушка смеется и брызгает мне в лицо водой.

– Саш, может, это и неплохо. В городах мы потребляем слишком большое количество ненужной информации. Мы отравлены этими сыплющимися на нас со всех сторон фактами. Нам нужно быть в определенном месте в определенное время, нужно постоянно делать какие-то дела, встречаться с нужными людьми. Представляешь, какой оборот речи? «Нужные люди». Как инструменты. И у каждого инструмента есть свои особенности. Этот богат, этот глуп, этот слаб, этот веселый, а этот заставляет нас грустить. С этим нельзя флиртовать, а с этим чуть-чуть придется. На этого можно надавить, а с этим стоит держать ухо востро. Не люди, а какие-то манекены с ярлыками. Никакого волшебства. А здесь теплое море, солнце, простые люди, не лезущие в твою душу и не пытающиеся окунуть тебя с головой в свою. И вот огонечки эти еще, – она поводила ногой в воде, и огоньки закружились в неоновом водовороте, – волшебные. Ты веришь в волшебство?

Я глупо молчу, растерявшись от этого кажущегося на первый взгляд детского, но неожиданно глубокого вопроса. Широты восприятия мира большинства женщин, с которыми я раньше бывал на отдыхе, обычно хватало лишь на то, чтобы сформулировать свои претензии к сервису отеля. Окажись они со мной на этом острове, уже на второй день свели бы с ума, жалуясь на жару, слишком тесный номер и недостаточную светскость отдыхающего здесь общества. А тут незнакомая девушка вместо того, чтобы попытаться выяснить, в каком районе расположена моя квартира в Москве и в каком классе номера я остановился, спрашивает, верю ли я в волшебство.

– Я не верю в сказочное волшебство, – честно отвечаю я. – Но верю в право каждого человека считать волшебством все, что ему захочется. Чтобы стать волшебником, не обязательно уметь творить чудеса. Мы становимся волшебниками, когда начинаем находить чудеса в повседневных явлениях. Волшебник – это лаборант в фотоателье. Он видит чистый лист бумаги, а потом с помощью специального раствора позволяет на этом листе проявиться фотографии. Он не оценивает композицию кадра, не оценивает натуральность эмоций людей на снимке. Его задача – родить на свет изображение, чтобы

другие его увидели. Наверное, если смотреть на мир так же, как этот проявщик, без ожиданий и оценок, то мы увидим для себя много волшебства.

– Проявщик, да… Или скульптор, – вдруг подхватывает Оля. – Создает ли скульптор фигуру из камня или просто освобождает от лишнего уже существующий в куске камня образ?

– Или так, – соглашаюсь я, подумав. – Так даже поэтичнее.

– Ты забавный, – говорит Оля, – с тобой будет нескучно.

Смущенно пожимаю плечами, и мы еще некоторое время молча наблюдаем за игрой света в воде. Потом Оля, опершись рукой на мое плечо, поднимается и потягивается, разминая затекшую спину.

– Наверное, мне пора отдыхать, – произносит она сквозь зевок. – Я устала.

– Ты чувствуешь себя уставшей? – удивляюсь я, вспомнив свое невероятное ощущение бодрости, не отпускавшее меня с момента пробуждения в самолете до самой ночи.

– Да, я направилась сюда сразу после работы. Меня выдернули внезапно, я даже не успела толком подготовиться.

«Похоже, Оля прилетела по горящей путевке», – думаю я, но ничего не говорю, а тоже поднимаюсь, подхватываю горящую лампу, и мы направляемся в сторону отеля.

Мы подходим к стойке портье, чтобы вернуть позаимствованный Олей фонарь. За стойкой дежурит тот же парень, с которым я познакомился в день своего заезда. Встретив нас с профессиональной любезностью, он принимает из моих рук старомодную лампу и желает спокойной ночи.

Поднимаемся на второй этаж. Оля живет в другом конце коридора, в комнате под номером два. Мы некоторое время неловко стоим у лестницы, потом обнимаемся, желаем друг другу приятных снов и расходимся.

Засыпая в необъятной кровати, я думаю, что еще никто в этом мире ни в дорогих отелях на лучших курортах, ни в лучших московских ресторанах, ни в самых дорогих клубах никогда не пытался узнать, верю ли я в волшебство. Люди все чаще измеряют любое волшебство цифрами. Но становятся ли голубые огоньки менее прекрасными оттого, что мы не можем их посчитать?

На следующее утро, спустившись к завтраку, неожиданно встречаю Олю в лобби. Она одета в похожие на мои белые свободные брюки и фирменную отельную рубашку, на которой Оля закатала рукава. Волосы собраны в хвост и оголяют длинную изящную шею. Оля о чем-то спорит с человеком за стойкой, и лицо работника отеля, сменившего ночью знакомого портье, выражает полное недоумение.

– Доброе утро. – Я подхожу к спорящим.

– Привет, Саша! – возбужденно здоровается Оля. – Представляешь, у них нет на острове никаких развлечений. То есть совершенно никаких: ни водных мотоциклов, ни дурацких надувных бананов, ни полетов на парашютах и дельтапланах!

– Мы не допускаем на острове того, что может производить шум и мешать спокойствию других отдыхающих, – поясняет портье.

Оля, видимо, не первый раз услышавшая это вежливое объяснение, кивает в подтверждение его слов.

– Видишь, Саш?

Благодарю растерянного служащего и за локоток отвожу от стойки разбушевавшуюся новую знакомую. Оля для вида протестует, а сама улыбается комичности масштаба устроенного ею скандала.

– Пойдем-пойдем. Не ты ли вчера мне говорила о расслаблении? И вот я застаю тебя с утра в самом разгаре боевых действий.