Когда ты проснешься…
Шрифт:
В другой раз она что-то с интересом рассказывала, и мы невзначай касались друг друга, неловко жестикулируя. От этих прикосновений меня била дрожь. В них не было и намека на вульгарные, пьяные клубные облапывания, ни намека на сексуальный вызов. Она прикасалась своими прохладными ладонями, в шутку заключала меня в объятия, и я сходил с ума, вдыхая медовый аромат ее волос и тонкий терпкий запах молодого загорелого тела.
Оля тоже чувствовала возникающее между нами электричество. Вдруг замирала, когда я невзначай гладил ее по спине, и задерживала свою
Были в ее поведении и некоторые странности. Например, даже после нескольких дней пребывания на острове и состоявшегося формального знакомства Оля предпочитала избегать компании других обитателей. Мои островные друзья, с которыми я провел свой первый вечер в клубе, проявляли тактичность, не навязывая свое общество. Мы лишь перекидывались несколькими общими фразами, если пересекались на пляже или в клубе. Но Оля почему-то это общение игнорировала, не заходила дальше вежливого приветствия и постоянно тянула меня подальше от других гостей.
После того завтрака с похищением скатерти мы редко проводили время в клубе. Оля говорила, что «всякие рестораны» надоели ей еще дома и на острове ей хотелось бы все делать «не так, как обычно». Я разделял желания подруги, и большую часть времени мы проводили под густой растительностью, окружавшей отель, и на берегу моря, наслаждаясь послеобеденным сном в тени пальм, купаясь и загорая.
Наша кожа быстро приобрела ровный бронзовый оттенок без каких-либо последствий, вроде охватывающих все тело огнем солнечных ожогов – еще один подарок таинственного острова, заботящегося о комфорте своих гостей.
Но самым главным подарком все-таки была Оля. Не проходило и дня, чтобы я не поразился странному совпадению, по которому мы оба оказались в этом маленьком тропическом раю, где одежда подходит по размеру, а на полке вдруг находится твоя любимая книга. Иногда я в шутку говорил, что так гармонично подходящая мне Оля – часть идеальной сервисной программы отеля, за что получал щелчок по лбу и хвастливые заверения в том, что «вообще-то так и должно быть».
В комнате Оли так же, как и в моей, нашлись книжки, и иногда мы развлекали друг друга чтением вслух. Подруге традиционно доставались женские роли, а мне мужские. Она своим тоненьким голоском пыталась изобразить монолог героини в летах, а я покатывался со смеху. Оля картинно обижалась, запускала в меня книгой и заставляла дочитывать монолог престарелой леди за нее. И тогда наступала ее очередь смеяться.
Мы не пытались выяснить ничего об обычной жизни друг друга с тех самых пор, как Оля отказалась назвать свой город. Вполне хватало объединяющего нас маленького райского уголка и того волшебства, которое мы в нем находили. Местные могли бы нами гордиться – настолько мы стали похожими на них в отказе от всего мирского. Могли бы, если бы порой не приходили в полный ужас от нашей манеры нарушать все возможные принятые на острове правила.
В один из вечеров мы выпрашиваем у Джима бутылку вина и пару бокалов к ней. После чего,
Оказавшись на пляже, садимся на прохладный песок и по очереди, как в студенческие годы, отпиваем прямо из бутылки. Позабытые бокалы остаются лежать на песке, а мы молча смотрим на гипнотизирующий калейдоскоп синих огоньков в воде.
– Как ты думаешь, эти огоньки знают, насколько они красивы? – задумчиво спрашивает Оля, положив мне голову на плечо.
– Думаю, нет. Им ведь никто об этом никогда не говорил.
– А разве для того, чтобы узнать, что ты красив, кто-то обязательно должен об этом сказать?
– Ты знаешь, что ты красивая? – задаю я вопрос в лоб.
– Догадываюсь… – тянет Оля через несколько секунд смущенного молчания.
– Ты знаешь об этом потому, что тебе так говорили мужчины. Женщина свою красоту познает через мужчин. Скажет мужчина своей женщине «ты самая лучшая» – и она каждое утро будет просыпаться с этой мыслью. Самые красивые женщины – те, которых любят. Их легко узнать по глазам – их освещает свет, зажженный мужчиной. Есть мужчины, которые всю жизнь этот свет в своих женщинах гасят. Но есть и другие – кропотливо поддерживающие яркий огонь, подбрасывающие ветки и оберегающие его от ветра.
– Так почему же тогда эти огонечки такие красивые?
– Потому что мы их любим.
Оля улыбается, делает глоток, а я забираю у нее бутылку, втыкаю донышком в песок и, поднявшись, протягиваю руку.
– Что? – не понимает она, но протягивает руку в ответ и поднимается с песка.
Молча привлекаю Олю к себе, обнимаю за талию и подаюсь чуть в сторону, увлекая ее за собой, и какое-то время мы молча танцуем под размеренный, понятный лишь нам двоим, ритм ночного моря. Чувствую сквозь тонкую отельную одежду, как сильно бьется Олино сердце.
Сквозь прикрытые веки вижу слабое синее мерцание. Дыхание девушки становится отчетливее. В полной темноте слух обостряется настолько, что я даже могу расслышать кажущийся сейчас таким далеким шум клубного вечера.
Отстраняюсь от девушки и заглядываю ей в глаза. По Олиной щеке несколько раз пробегают голубоватые, отраженные от воды, блики. Некоторое время мы молча смотрим друг на друга, сбившись с ритма. Ее рот чуть приоткрыт, и я замечаю маленькую капельку вина под ее нижней губой. Не отдавая себе отчета, чуть наклоняюсь и подхватываю эту капельку губами, и через мгновение наши губы встречаются.
Долго целуемся с закрытыми глазами: сначала нежно и осторожно, едва касаясь, точно пробуя друг друга на вкус, а потом все более жадно, крепче сжимая друг друга в объятиях. Голова кружится, руки слабеют от раздирающего изнутри, наполняющего все тело восторга. Окружающая темнота взрывается в закрытых глазах голубыми искрами, уже не понимаю, где нахожусь я, где Оля, а где море с его голубыми огоньками. В мире остается только хрупкое подрагивающее тело, теплые влажные губы, ее рука в моих волосах.