Когда уходит Осень
Шрифт:
— Выкладывай все как на духу. Я чувствовала, что в день весеннего равноденствия что-то у нас случилось. Но понятия не имела, что ты умеешь… — Отам оборвала себя на полуслове и покачала головой. — Ладно, рассказывай все как есть, постараемся вместе решить твою проблему.
На ее лице светилась искренняя озабоченность. Стелле и самой хотелось выговориться, ей казалось, что во всем городе — да черт возьми, во всем мире — есть только один человек, кто может ее понять, и этот человек — Отам. И она рассказала все: и про горы, и про свое детство, и про давешнюю грозу, и про молнию, которая выжгла в ней дарование. Озабоченность на лице Отам сменилась удивлением.
— Так ты, значит, загнала грозу в свой круг? Создала зелье, которое, в сущности, все равно что питьевое
Стелла кивнула.
— Значит, основные принципы вычитала в бабушкиной тетрадке, а все остальное сделала сама?
Стелла снова кивнула, и Отам откинулась на спинку стула. Она не скрывала изумления.
«Да, — подумала Стелла, — эксперимент-то оказался опасный, а я и не знала».
— Стелла, — начала Отам и на секунду замолчала. — Ты представить не можешь, как я поражена тем, что ты совершила. Честное слово. Бабушка тобой бы очень гордилась, я в этом не сомневаюсь. Но равновесие вещей во Вселенной гораздо более хрупкое, чем ты в силах себе представить. Человек может крутить баранку машины, но управлять процессами в ее двигателе — это совсем другое дело.
Стелле не казалось, что ей делают выговор, как за проступок; вовсе даже наоборот. Она ощущала некое родство с Отам, и у Отам, должно быть, было такое же чувство, потому что она наклонилась ближе, словно собиралась поведать какую-то тайну.
— Ничего удивительного в том, что твой дар пропал, Стелла. Мне очень жаль. Но здесь как раз проявился тот самый закон равновесия. Когда у Вселенной берешь что-нибудь без спроса, она, скорей всего, берет что-нибудь взамен.
— Значит… я теперь навсегда останусь такой, как сейчас?
Глаза Стеллы наполнились слезами.
— Может, да, а может, и нет. Но ты должна примириться со своим выбором и безропотно принять все последствия: тебе понадобится пройти долгий путь.
— Долгий путь… Какой путь? Что надо делать? — Стелла сжала кулачки на коленях: ее охватило смешанное чувство беспомощности и ярости. — Мне кажется, от меня исходит какая-то опасность. Я сама себя боюсь. Такое чувство, будто я способна на что-то нехорошее.
— Изменить это не в моих силах.
— Но вы могли бы попробовать? То есть нам вместе стоит подумать, что тут можно сделать?
На секунду лицо Отам приняло такое выражение, словно она хотела согласиться, но потом на нем снова появилось отстраненное сочувствие.
— В глубине души ты сама знаешь ответ, — покачала она головой. — Возможно, сейчас просто не сознаешь его. Но у тебя есть ощущение его, понятие о нем. Твой заговор оставил след, и ты должна пройти по этому следу в обратную сторону. Почти на сто процентов гарантирую, что, если вмешаюсь я, желаемого результата ты не достигнешь. Отправляйся-ка домой и подумай об этом как следует.
— И больше вы ничего мне не скажете? — спросила Стелла. О, каким сарказмом дышали эти слова!
— Молись, — просто ответила Отам.
И если не Стелла, то кто-то действительно молился.
Отам была приятно удивлена, в тот же день обнаружив под дверью письмо. На конверте не было ни адреса, ни марки, стояло одно только слово «Отам», написанное синими чернилами — вычурным почерком с завитушками. Написавший, видимо, сам и принес его, когда у Отам на кухне сидела Стелла, но Отам была слишком озабочена и ничего не заметила.
Дорогая Отам, скажу сразу, без обиняков, что цель этого письма — мое желание принять участие в вашем конкурсе. Но прежде чем говорить о конкурсе, я хочу внести ясность еще в один вопрос. А именно: несмотря ни на что, я вас очень люблю и уважаю. В прошлом у нас с вами бывали размолвки и стычки, я не раз говорила вам в лицо неприятные вещи о том, что думаю о вас и о вашей деятельности. Я далеко не сразу поняла, что с черной магией ваша работа не имеет ничего общего, и тот факт, что вы колдунья, вовсе не означает, что вы олицетворяете зло. На самом деле вы человек очень высокой духовности. Впрочем, я знаю, что слово «колдунья» вам не нравится. Но чтобы охарактеризовать вас, лучшего слова я не подберу. Так
По правде говоря, я уже давно считаю вас очень хорошим человеком. У вас есть жизненный опыт и мудрость, я видела, как вы помогаете и действительно помогли очень многим. Я знаю, что Бог не дал бы вам этой мудрости и силы, если б вы не были одним из Его творений. Но мне всегда было нелегко совместить основы моей веры, как я их понимаю — вы (да и все остальные) знаете, что я верую в Иисуса Христа, — с вещами, которые я приучена считать враждебными путям моего Господа.
О вашем конкурсе я узнала от моей доброй младшей подруги Стеллы. Услышав, что она собирается принимать в нем участие, я не знала, что и подумать: с одной стороны, мне известно, что Стелла сама обладает особым Божьим даром. Этот дар помог выздороветь моему внуку, да и многим другим тоже. Но не уверена, что мне пришлась по вкусу мысль о том, что она хочет получить так называемую Книгу Теней. Признайтесь, что, давая книге такое название, человек не может не иметь в виду некоторых понятий черной магии или чего-нибудь еще в этом роде. Поэтому я долго молилась, пытаясь разобраться в своих чувствах, и тут произошло нечто очень странное. В момент просветления мне пришло в голову, что на земле нет иной власти, кроме власти Господа нашего Бога, и что бы ни содержалось в вашей книге, что бы вы ни несли в себе — все это существует по воле Божьей. С одной стороны, такой подход, кажется, немного запутан. С другой — всякий иной не имеет смысла.
Отам, всю свою жизнь я старалась приблизиться к Богу. Всю жизнь я старалась учиться и служить Ему. Я понимаю, что мои пути к Богу несколько отличаются от ваших, но, может быть, вы согласитесь, что я права и различие тут не столь уж велико. И если вы решите, что пожилая дама, которая написала это письмо, достойна принять участие и стать победителем в вашем конкурсе, знайте, что я с глубочайшим уважением отнесусь к вашей книге и всему, что в ней написано.
Искренне ваша,
Письмо Отам прочитала с большим удовольствием. До сих пор она понятия не имела, с какой стати Дотти Дэвис попала в ее список.
Конец марта и весь апрель Стелла по совету Отам молилась о том, чтобы действие ее заговора прекратилось. Она была терпелива, старалась сохранить мысли в чистоте, чтобы не прерывалась ее связь с землей, даже когда ничего не получалось. Она стала раньше вставать и молилась перед работой, очищала ум и медитировала во время ланча и перед сном, пытаясь сердцем и всем нутром нащупать пульс земли. Но все впустую.
Сдаваться Стелла упрямо отказывалась, всякий раз говоря себе, что у нее есть лучик надежды. Неспособность порождать энергию, несущую исцеление, означала одно: приходилось пользоваться гомеопатией, которой ее обучила бабушка Перл. Стелла обожала напоминать себе о домашних средствах. Ее колонка в газете стала даже разнообразней и интересней: Стелла начала следить за публикациями иногородних журналистов, работающих в области гомеопатии, и это расширяло ее кругозор. Она сбросила вес, похудела и теперь выглядела как раз так, как ей всегда хотелось. Но все это не стоило потери ее уникального дара. Каждый день приходилось бороться с собственной раздражительностью и нетерпимостью, с молнией, занозой засевшей в организме, чтобы не дать ей уничтожить неповторимую индивидуальность. А это было не так-то просто.
Во время молитвы Стелла старалась вспомнить о своей истинной натуре — натуре человека, желающего служить людям и обществу, лечить недуги. Она усердно продолжала это делать, но теперь получалось не так естественно, как прежде. Она молилась, стараясь отключить свой мозг, и ежевечерне пила смесь настоя из трав и клонопина, чтобы спать шесть-семь часов в сутки, не более. Когда становилось совсем плохо, с травяного чая Стелла переходила на вино, марихуану, а порой принимала и то и другое вместе. Подолгу бродила она в одиночестве по своему небольшому домику, пытаясь выплеснуть буйную энергию, которая скапливалась в ее организме.