Когда уходит земной полубог
Шрифт:
«А ведь дело говорит молодшенький Голицын!» — подумал Пётр, поймав себя на том, что невольно одобрительно кивал головой.
Тот одобрительный царский кивок тотчас уловил генерал-поручик Алларт и хотя сухо, но поддержал голицынский план. В глубине души наёмный пруссак не любил этого удачливого русского генерала, который опрокидывал ходячие немецкие представления, что все русские в военном деле глупцы и неучи.
Выступил за ретираду и генерал-аншеф князь Репнин, хотя и по иным соображениям, нежели Алларт. Боле, чем на царя, Аникита Иванович оглядывался на старинного друга и знакомца Шереметева. От Бориса Петровича он уже знал о разномыслии на первом совете между ним и Меншиковым и ретираду поддерживал, прежде всего считаясь с мнением своего фельдмаршала.
— А что его бояться, шведа-то? — как бы в изумлении округлил глаза Меншиков. — В бою, не спорю, швед упорен, но побежит — сразу длинные ноги вырастут! Сам под Калишем шведские спины видел!
— Мы с главной-то королевской армией только под первой Нарвой ещё и бились, Александр Данилович. И сам ведаешь, чем та баталия завершилась. Вода-то в Нарове ледяная, ух и ледяная! — Борис Петрович зябко поёжился, вспомнив, как, несомый многотысячной ревущей толпой беглецов, он оказался в холодной Нарове. Ну да, Бог простил, а добрый конь вынес, переплыл реку и ушёл от шведского плена. И второй раз ледяную купель он принимать не желает. И Шереметев молвил со всей решимостью: — Негоже нам, господа совет, генеральную баталию в чужой земле давать. Тогда за Наровой хотя бы родимые Палестины лежали, а за Вислой ещё незнамо, как нас примут!
— Ну ежели фельдмаршал нам вторую Нарву пророчит, о чём и рассуждать! — вспыхнул Меншиков.
— А ты не горячись, Александр Данилович, не горячись! — Борис Петрович по своему природному обыкновению опять стал рассудителен и спокоен. — Ты, конник, так подумай о фураже. Ведь пока мы через Польшу и Литву ретираду иметь будем, сенцо-то у нас будет, а не у шведа. То же и с провиантом. Вот швед саксонский-то свой жирок на этих тысячевёрстных дорогах и порастрясёт. А у родного рубежа солдатушки стеной супротив ворога встанут. Да и биться здесь куда сподручней: в родном доме и стены в помощь! — Доводы фельдмаршала, казалось, убедили весь совет. И главное — убедили самого царя, за ним всегда было последнее слово.
Царь поднялся во весь свой огромный рост, обозрел своих генералов, словно примеряя к каждому нелёгкую воинскую славу, и веско заключил:
— Согласен! Генеральную баталию нам ещё рано давать. В оной за час можно потерять всё, что собирали годами. Скакать и шпагой махать — невелика доблесть! — Пётр покосился на Меншикова. — Но и простую ретираду проводить — в войсках боевой дух подрывать! Смотрите на карту, — он постучал пальцем по расстеленной на столе подробной голландской карте, выписанной из Амстердама, — сколь великое множество переправ перед шведом на его пути на Москву встанет: через Вислу, Нарев, Буг, Неман, Березину, Друть, Днепр. А сколько лесных дефиле, где удобно нам засеки делать? Посчитайте-ка. И ежели мы будем удерживать неприятеля на каждом пассе, уверен, что швед не токмо отощает, но и числом помельчает!
— А сколько ныне сил у неприятеля числится? — осведомился осторожный Репнин.
В ответ Гаврила Иванович Головкин, который после недавней кончины канцлера Головина ведал не только Иноземным приказом, но и всей разведкой, тяжко вздохнул и сказал не без горечи:
— Только у самого короля Карла в Саксонии войска под пятьдесят тысяч, у Левенгаупта под Ригой тысяч шестнадцать, столько же и у Либекера в Финляндии наберётся. К тому же в своих шведских фортециях в Померании швед держит ещё десять тысяч солдат, да и в самой Швеции двадцать тысяч рекрут обучается. Добавьте к сему, что у шведов самый мощный линейный флот на Балтике...
— Что там на Балтике! — вздохнул Пётр. — У шведа флот ныне, после того как французские эскадры разгромлены в войне за испанское наследство, почитай, третий в мире, после английского и голландского!
— Вот и я о том думаю, государь! — поддержал Петра Шереметев. — Ведь сей флот на Балтике любой сикурс королю доставит. Навалится тогда швед всей своей мощью в сто двадцать — сто тридцать тысяч солдат — что делать будем?
— В полевом войске у него сил куда меньше! — не согласился Меншиков.
— Пусть так, но и в поле у неприятеля явное преимущество! — Пруссак Алларт почитал арифметику главной наукой в военном искусстве.
— Да о чём спор! — Аникита Иванович Репнин даже ручками замахал. — Разве забыли, что под командой короля, идут ветераны, а у меня в дивизии половина солдат — зелёные рекруты. Одна надежда — отступим без потерь к Смоленску! А там у старой смоленской фортеции авось и задержим шведа, как в Смутное время воевода Шеин поляков Сигизмунда задержал.
— Что и говорить, арифметика не в нашу пользу! — попечалился Гаврила Иванович.
Впрочем, Головкин, как человек штатский, понимал, что его слово не много значит на военном совете, и повернул голову к фельдмаршалу и светлейшему.
Оба знаменитых воина сидели, уставившись друг на друга, как сычи.
— Что арифметика! Кто, как не государь, говаривал нам, что воевать потребно не числом, а умением! — Александр Данилович важно оглядел совет. И добавил: — Я своим драгунам верю! Солдат ныне не тот, что под Нарвой, знает уже, яко бить шведа! А цифирь на войне разводить — дело пустое! Думаю, и Борису Петровичу известно, сколь важен боевой дух в войсках! — Все собравшиеся обернулись на фельдмаршала.
Борис Петрович вздохнул тяжко, вспомнил, как в позапрошлом году пришлось ему отступать от шведов в Курляндию. Крепко побил тогда его шведский генерал Левенгаупт. Потому взглянул на Меншикова строго, сказал напрямик:
— Ты на своих драгун не очень-то полагайся, Александр Данилович! Бежали они у меня под Мурмызой, от одного Левенгаупта бежали. А ныне у шведов готово к походу восемьдесят тысяч отборного войска, а у нас в главной армии и шестидесяти не наскрести! Да и те разделены на две половины! — Фельдмаршал был решительным противником того, что большая часть кавалерии была под начальством Меншикова, который держал своих драгун подале от пехоты.
— Где уж нам тут генеральные баталии разыгрывать! — сразу поддержал своего фельдмаршала князь Репнин. — Оно, конечно, конница в случае конфузии первой улепетнёт, а пехотушке каково?
— Полно скулить, господа генералы! — Пётр грозно оглядел свой совет. — На нашей стороне есть два союзника — вёрсты и время. Согласен — будем вести поначалу скифскую войну. Помните, яко древние скифы заманили персидского царя в степи, опустошая всё при отходе. И одержали викторию! Но отступать надобно с толком, а не бежать сломя голову. Биться на каждой переправе, в каждом дефиле. Чаю, наш солдат уже не тот, что под первой Нарвой, — пообвык на штурмах фортеций. А отступим на русский рубеж, там и дадим генеральную баталию шведу. И не где неприятель захочет, а где мы пожелаем! Но не забывайте: ныне вся война на одних наших плечах осталась! Посему раз-два оконфузитесь — глянь — швед уже на Москву с Поклонной горы взирать будет!