Когда уходит земной полубог
Шрифт:
Пётр когда-то мечтал, чтобы Алёшка прошёл тот же солдатский путь, что и он, — бил в барабан, стрелял из фузеи, наводил пушку. Но Алексей всё делал с ленцой, из-под палки, больше ходил в церковь, чем на солдатский плац.
«Да ведь он совсем другой, чем я, растёт! — Пётр с отстранённым любопытством посмотрел на сына, вытирающего слёзы платком. — Я не помню, когда и плакал. Хотя через страх великий как раз в семнадцать лет и прошёл, когда бежал из Преображенского в Троицкую лавру в одной ночной рубашке. Но там иное, там стрельцы грозились зарезать, а здесь ведь он меня, родного отца, убоялся! Нет, с ним лаской надо! И делом занять, дабы не ленился!»
Пётр сказал коротко:
— Будет о том, Алёша! Раз съездил в Суздаль, в другой раз не поедешь. Теперь не до того, глянь-ко сюда! — Он показал царевичу на закрывавшую стол военную карту, прочерченную красными стрелами. — Гроза, Алёша, великая гроза над нашей Россией подымается. Швед
11
Сто лет назад у нас уже было такое — и тоже супротив России швед и поляк вместе пошла! — Речь идёт а Смутном времени, периоде в истории России в конце XVI — начале XVII в., когда польские и шведские интервенты оккупировали северную и западную части России.
Царевич вздрогнул и внезапно подумал: «А хорошо, что батюшка столь силён! Такой не даст пасть дому Романовых!»
Пётр, заметив оживление на лице сына, заключил грозно:
— Попомни, Алексей: ради счастия России я сына родного не пощажу! У меня один бог — Отечество! Посему скажи, как на исповеди: со мной ты аль против?
— С тобой, батюшка! — Алексей впервые за весь разговор посмотрел отцу прямо в глаза и попросил: — Поручи мне дело какое, дай полк иль роту! Всё исполню, меня Гюйссен на шпагах биться-то обучил!
— Эх ты, на шпагах биться! — рассмеялся Пётр, хотя по всему было видно, что обрадовался боевому задору наследника. Сказал мягко: — Сядь, Аника-воин, и слушай: на войне скакать со шпагой для царей последнее дело. Отчего, мнишь, я войска редко вожу, генералам своим доверяю, а сам больше по тылам о хлебе да башмаках солдатских пекусь? Да потому, что без сухарей нет ни армии, ни флота. А собрать те сухари и не своровать — не всякий может! Но нам-то, Романовым, не у себя же красть? Вот и поручаю я тебе царскую ношу — поедешь в приграничные крепости, самолично проверишь — заготовлен ли хлеб для войска. А оттуда в Москву поспеши — крепить надобно и Первопрестольную. С Василием Корякиным вместе то дело свершите. Корчмин — фортификатор дельный, учен в Пруссии, живо всю Москву болверками и люнетами прикроет.
— Батюшка, да неужто швед из Саксонии до Москвы дойдёт? Даль-то какая! — Алексей склонился над картой.
— Дойдёт иль нет, не ведаю, Алёша, но что Каролус уже генерала Шпарра комендантом в Москву определил, знаю наверное. Только ведь и я в Москву своего нового коменданта назначил! — В глазах Петра сверкнула искорка смеха.
— Кого же, батюшка? — с видимым неудовольствием спросил Алексей, думая, что батюшка опять заставит его ходить под одним из своих любимцев.
— Тебя и назначил, Алёша! — сказал Пётр твёрдо. — И помни, я тебе крепко верю, ежели в столь трудный час доверяю тебе столицу.
— Спасибо, батюшка! — Алексей вскочил, вытянулся по-офицерски. — Когда ехать прикажешь?
— А когда готов?
— Да хоть сейчас, отец.
— Ну, спешить так не надо! Швед ещё в Саксонии сидит. А вот завтра следуй в Смоленск, оттуда загляни в Псков и Новгород, а будешь в Москве — прижми любимцев своих, бояр знатных. Дай каждому по болверку соорудить — глядишь, и деньги найдутся! Помнишь, как я в Санкт-Петербурге Петропавловскую фортецию за несколько недель закончил? Дал каждому генералу по бастиону — вот и захлопотали, заспешили. Словом, действуй, Алёша! А как отобьём шведа, я тебе и невесту приищу!
— Что ты, батюшка, рано! — покраснел Алексей.
— Э, дурень! У меня-то в твои годы уже ты был! — рассмеялся Пётр. И, провожая сына, порадовался, что не вспылил, не прибил Алёшку за непослушание. Может, добром с Алексеем поступать-то и лучше?
ПИВНАЯ ДУЭЛЬ
Пока фельдмаршал Борис Петрович Шереметев совещался в Жолкве, несколько его офицеров решили, пользуясь свободным часом, совершить поездку в соседний Львов, осмотреть один из славных городов Речи Посполитой. Люди все молодые, незаматерелые в старых обычаях, они, само собой, мечтали не столько полюбоваться на старинные соборы и роскошные палаццо столицы Галиции, сколько при случае познакомиться с какой-нибудь хорошенькой паненкой, подмигнуть какой-нибудь гарной молодице. Возглавлял весёлую компанию старший не только по чину а званию, но и известный по своим общепризнанным достоинствам Лука Степанович Чириков. Отважный ротмистр начал свою воинскую службу ещё с первого Азовского похода, учился затем «искусству метании бомб» в Пруссии и, служа под началом Шереметева, г отличился при осаде Мариенбурга и Орешка, Яма и Копорья, Ниеншанца и Дерпта. К тому же он показал себя и отменным конником в баталиях при Эрестфере и Гумуловой мызе, где Шереметев одержал первые полевые победы над шведом. У Луки Степановича, кипело любое дело и, казалось, само шло ему в руки. Он мог одинаково легко сделать глубокий подкоп под неприятельскую фортецию и смелым приступом овладеть сердцем гордой пани, окружить ватагу головорезов-станиславчиков и договориться о добром постое на постоялом дворе. Учитывая эти разнообразные достоинства предприимчивого ротмистра, фельдмаршал Шереметев недавно взял его вторым адъютантом в свой штаб. Там белозубый и статный хохотун-ротмистр своим радушием и счастливым характером приобрёл такое же доверие и уважение сотоварищей, каким пользовался и на своей прежней службе, в конногренадерском астраханском полку; Полк сей сопровождал фельдмаршала как его личный конвой и был полком введённой Петром конной пехоты, как и полк ингерманландцев, составлявший конвой Меншикова. Не только офицеры, но и солдаты полка шли обычно в походах «о конь» и умели сражаться как в пешем, так и в конном строю. Это роднило конногренадер с петровской гвардией — преображениями и семёновцами — и придавало офицерам этих полков некое чувство избранности, И если Пётр I считал, что гвардеец всё может, то тоже самое Шереметев думал о своих астраханцах, а Меншиков о своих ингерманландцах. Несколько офицеров-астраханцев и составляли всегдашнюю компанию Чирикова. Были, правда, сейчас среди них и несколько офицеров, приписанных к штабу. Весёлая кавалькада беспечно неслась по обсаженной цветущими каштанами дороге, весенний ветерок весело волновал, сердца, и вот впереди показались тянущиеся к небу лапы католических костёлов и купола православных соборов — Львов!
— Послушай, Корнев, ты по прежней службе бывал, должно быть, в сём вертограде? — добродушно прогудел Лука Степанович, обращаясь к молодому поручику, скакавшему рядом с ним стремя в стремя. Впрочем, хотя офицеру было не более двадцати, выглядел он куда старше, прежде всего из-за жёсткого сабельного шрама, пересекавшего правую половину лица.
— Во Львове я бывал дважды, ротмистр! Когда наш корпус шёл на соединение с войском короля Августа. И второй раз, мимоходом, когда Август через Львов бежал в Саксонию. Зато потом в Дрездене и Франкфурте-на-Майне прожил несколько месяцев! — Голос у молодого офицера был с хрипотцой, обветренное лицо выдавало участника долгих и трудных походов.
Роман Корнев, а это был он, ушёл с дедовского подворья в Новгороде, когда ему было шестнадцать лет, записавшись вместе со старшим братом Никитой в драгуны, и разделил всю жестокую судьбу новгородского драгунского полка. Сей славный полк оказался зачислен в русский вспомогательный корпус, отправленный во вспоможение союзнику Петра королю польскому и курфюрсту саксонскому Августу. Саксонское командование бросало русский корпус в самое пекло: корпус бился под Варшавой, Пуницем и Тюллендорфом, испытал полуголодную стоянку в Силезии. Под Фрауштадтом, где была разгромлена вся саксонская армия, русский корпус прикрывал её отход, большей частью был окружён и перебит шведами. При этом по приказу фельдмаршала Рёншильда шведские гренадеры обнаготили русских пленников, связали по двое и перекололи штыками под завывание февральской вьюги.
В Саксонии остатки корпуса по дошедшему приказу Петра I объединили в сводный полк, который отважно бился под Ильменау и сумел-таки прорвать железное шведское кольцо. Оттуда славный полк ушёл на запад, во Франкфурт-на-Майне. В обозе полка спасся и саксонский командующий, фельдмаршал Шуленбург. Русский полк, волей переменчивой военной фортуны заброшенный в Западную Германию, казалось, был обречён на верную гибель, но по весне 1707 года совершил тысячевёрстный переход и, пройдя через Германию, Австрию, Моравию и Польшу, сумел соединиться с армией Шереметева. Неудивительно, что на офицеров этого полка все взирали с особым почтением, как на закалённых ветеранов.