Когда умирают боги
Шрифт:
– Вам повезло, что удалось вернуться в Англию.
– Повезло? Да, наверное, действительно повезло. Наши поступки часто бывают продиктованы долгом.
Тем временем Кло у ее ног перегрызла пуповину и принялась вылизывать щенка. Леди Одли помолчала немного, поглаживая собаку по голове, затем безучастно произнесла:
– На следующий год я вышла за Одли.
Себастьян смотрел, как элегантная женщина возится на полу со щенящейся сукой. Даже сейчас, в зрелом возрасте, леди Одли была красавицей. Двадцать лет назад молодая безутешная вдова, должно быть, производила ошеломляющее
– Расскажите мне о матери леди Англесси, – попросил виконт.
– Кэтрин? – Вопрос, казалось, удивил хозяйку дома. – У них с Гиневрой большое сходство, хотя Кэтрин была миниатюрным созданием, тогда как Гиневра ростом пошла в отца. Одинаковые черные как смоль волосы, глаза, напоминающие горную долину весной, когда распускается папоротник. – Она мягко улыбнулась. – И та же страсть в поступках, не всегда обдуманных.
– Я слышал, будто четыре жены лорда Ателстона умерли при родах. Это правда?
– Не совсем. По-моему, первая умерла от чахотки, когда ее дочери, Моргане, исполнился годик или два. Но остальные три действительно умерли при родах. Лорд Ателстон был огромный сильный мужчина, настоящий медведь. Все три его дочери отличались необычайной рослостью, и можно предположить, что сыновья были бы еще выше. По-моему мнению, это было все равно что повязать суку йоркширского терьера с датским догом. Младенцы-мальчики рождались такими большими, что буквально убивали своих матерей. И действительно, ему удалось получить наследника только тогда, когда он в конце концов внял голосу разума и взял в жены почти такую же крупную женщину, как он сам.
Кло усердно вылизывала щенка, подталкивая его мордой. Пройдет час или больше, прежде чем на свет появится второй.
– Почему вы захотели встретиться со мной? – спросил Себастьян.
Леди Одли вытерла руки о фартук, повязанный поверх муслинового платья, и поднялась с пола. В ней неожиданно вспыхнула ярость, какая бывает у матерей, готовых биться, чтобы защитить своих чад.
– Вардан всю прошлую среду провел здесь, со мной. Если вы стремитесь отвести подозрения от принца-регента и выставить виновным моего сына, то я вам не позволю этого сделать.
Себастьян спокойно встретил ее тяжелый взгляд.
– Я стремлюсь отыскать правду.
Она горько рассмеялась.
– Правду? Как часто, по-вашему, мы добиваемся правды?
– Если верить леди Куинлан, ее сестра Гиневра надеялась выйти замуж за Вардана.
Леди Одли сжала губы, потом с неохотой кивнула.
– Наверное, в этом была частично и моя вина. Между ними разница всего лишь в год. Я привыкла считать их скорее братом и сестрой. Ни разу ни на минуту не усомнилась, что у Гиневры может быть на этот счет совсем другое мнение. Но это была всего лишь детская мечта, не больше. Они сами были детьми. Когда Гиневра вышла замуж, Вардан еще даже не поступил в Оксфорд.
– Это было четыре года тому назад. С тех пор многое изменилось.
Леди Одли вскинула голову, сверкнув глазами.
– Я понимаю, на что вы намекаете, но вы ошибаетесь. Гиневра – страстная натура, но в то же время она отличалась
Виконт не знал, стоит ли считать важным тот факт, что она вспыхнула от гнева, защищая честь Гиневры, а не собственного сына. Или, быть может, она просто была воплощением своего общества, которое по-разному относилось к амурным похождениям мужчин и женщин?
– Мне было бы интересно послушать вашего сына.
Изольда с шумом вздохнула, и на секунду ее покинуло самообладание. Виконт почувствовал, что помимо тревоги за щенящуюся колли в этой женщине скрывается другой страх, более глубокий и гораздо более сильный.
– Моего сына здесь нет, – сказала она, внезапно изменившись прямо у него на глазах: теперь это была старая усталая женщина. – К сожалению, он очень плохо воспринял смерть Гиневры. Я не видела его с четверга, когда он узнал о том, что с ней случилось.
ГЛАВА 20
Поздно ночью, уже после того, как стражник прокричал: «Два часа, все спокойно», неожиданно поднялся холодный ветер и принес с собой обещание дождя еще до наступления утра.
Себастьян лежал в постели Кэт Болейн, под шелковым пологом, и слушал, как ветви каштана постукивают о стену дома. Перевернувшись на бок, он внимательно рассматривал спящую рядом с ним женщину, ее решительный подбородок и мягкий изгиб груди, проглядывавшей под спутанной копной волос.
Ветер тем временем крепчал: загрохотали ставни, от сквозняка заколыхались полотнища полога. Себастьян натянул одеяло на голое плечо Кэт и улыбнулся. Любовь к этой женщине наполняла его теплым чувством покоя и благоговения, которое он испытывал вот уже семь лет, с того самого дня, когда он впервые обнял ее и узнал вкус рая, коснувшись желанных губ.
Он не знал, откуда оно взялось, это убеждение, разделяемое леди Одли со многими в их обществе, эта вера, будто страсть молодых подобна урагану – налетит и тут же пройдет. Ему было двадцать два, когда он встретил Кэт, а ей – едва исполнилось шестнадцать.
Она пошевелилась, словно потревоженная его взглядом. Двигаясь осторожно, чтобы окончательно не разбудить любимую, он соскользнул с кровати и голый подошел к окну. Отодвинув шторы, он взглянул на пустую улицу, освещенную лишь полумесяцем, который то и дело скрывался за плывущими облаками.
Он услышал шорох. Она подошла и остановилась сзади.
– Почему ты не спишь? – спросила Кэт, нежно обнимая его.
Он повернулся в кольце ее рук и прижал к себе.
– Я думал о Гиневре Англесси. О той жизни, которую она узнала, пока росла в Уэльсе.
– Нелегко ей пришлось, – тихо сказала Кэт, – она так рано потеряла мать.
Себастьян еще крепче обнял ее, прижавшись щекой к макушке. У них у всех невидимая, но незаживающая рана, – подумал он, – у детей, выросших без матери. Гиневра потеряла мать чуть ли не в младенчестве; Софи Гендон уплыла под парусами в море, где и нашла свою могилу, в то лето, когда Себастьяну исполнилось одиннадцать, а Кэт было двенадцать или тринадцать, когда убили ее мать и отчима. Он знал кое-что, но не все, что случилось тем черным днем.