Когда умирают боги
Шрифт:
– Сквайр Лоренс всегда говорит, что американцы только потому и затеяли свою революцию, что король не позволил им признать недействительными договоры с индейцами.
– Похоже, ваш сквайр Лоренс умен.
Себастьян наклонился к стойке, словно собираясь поделиться тайной.
– Буду с вами откровенным, сквайр прислал меня в Лондон, чтобы я кое-что разузнал для него. Осторожно навел справки, – добавил Себастьян, прокашлялся и поспешно оглянулся вокруг, словно желая удостовериться, не подслушивает ли кто. – Видите ли, речь идет о его сестре.
– К нам не часто захаживают дамы. Попробуйте разузнать в таверне «Станфорд», она находится на Сноу-Хилл.
– Там я уже спрашивал. Дело в том, видите ли, что мне сказали, будто как раз в прошлую среду в «Герб Норфолка» заходила дама. Молодая особа с темными волосами в красном платье. Насколько мне известно, мисс Элинор уехала в зеленом платье, но волосы у нее определенно темные, к тому же она могла купить себе новую накидку, разве нет? – Себастьян умолк, делая вид, что ему не хочется раскрывать все карты. – Право не знаю, стоит ли об этом говорить, но мы опасаемся, что здесь, вероятно, замешан мужчина.
Хозяин таверны провел тряпкой по стойке, пестрящей круглыми следами.
– Так говорите, в прошлую среду?
– Да, – живо откликнулся Себастьян, – вы ее видели?
– Не-а. Не знаю, кто сказал вам такую глупость, но дамочки сюда не заходят. Должно быть, он увидел какую-нибудь фермерскую женушку, приехавшую на прошлой неделе с товаром на рынок.
Хозяин ушел, а Себастьян продолжал потягивать эль и разглядывать окружающих. Хотя «Герб Норфолка» и располагался возле рынка Смитфилд, его клиентуру в основном составляли вовсе не погонщики скота и не рыночные торговцы. Двое сынов Израиля, тихо беседовавших возле окна, вероятно, могли бы несколько раз купить и продать короля Англии, а за столиком возле двери небольшая компания распивала бутылку бренди.
«Отличный французский бренди», – заметил Себастьян и прищурился. Один из них, с чернильными пятнами на руках, вероятно, служил клерком, а остальные походили на стряпчих и адвокатов из ближайшего суда. Пока Себастьян их разглядывал, самый старший из компании, с седой прядью в волосах и мощным выпирающим подбородком, поднял стакан и провозгласил тост.
– За короля!
Слова были сказаны тихо; так тихо, что любой другой на месте Себастьяна, обладавшего тонким слухом, ни за что бы их не расслышал. Остальные тоже подняли стаканы, забормотав: «Да, да, за короля», и, прежде чем сделать глоток, чокнулись стаканами над графином с водой.
Себастьян от изумления так и замер, не донеся кружку до рта. Их жест означал, что они пьют за короля, находящегося за морями. Старый тост, которому было лет сто или больше, уловка, с помощью которой мужчины могли выпить якобы за здоровье правящего монарха из династии Ганноверов, тогда как на самом деле выражали свою верность другому королю, свергнутому Стюарту, королю Якову II и его потомкам, обреченным на жизнь в изгнании.
За морями.
ГЛАВА 27
Покинув «Герб Норфолка», Себастьян порадовался тому, как хорошо видят его кошачьи глаза, как называла их Кэт Болейн. Примерно с час назад темный день мгновенно превратился в ночь, а тяжелые тучи, без устали проливавшиеся дождем, полностью закрыли луну и звезды. Здесь не было аккуратных рядов фонарей, как в Мэйфер, где вечером фонарщик с помощником-мальчишкой забираются по лестницам на каждый столб и зажигают масляные чаши. Лавки были закрыты, и узкая улочка, по которой все еще сновали толпы людей, была едва освещена.
Но если после захода солнца мир для большинства людей окрашивался в серые тона, Себастьян никогда не терял способности различать цвета. Вечером он видел не хуже, чем днем, – а иногда даже лучше, ибо временами, если день выдавался особенно ярким, свет причинял ему невыносимую боль.
Поэтому он сразу заметил тень, когда из темного переулка, который он миновал, выскользнула девушка и пошла за ним.
– Пс-ст, – прошипела она. – Сэр, я насчет той дамы…
Себастьян резко обернулся, и она от испуга шарахнулась. Это была необычно высокая особа, к тому же молодая. Вглядываясь в ее лицо, он решил, что она еще подросток, самое большее, лет четырнадцати – пятнадцати. У нее были гладкие щеки, маленький носик и удивительно светлые глаза, придававшие ей почти неземной вид.
Себастьян ловко ухватил ее за предплечье и крепко сжал.
– Так что насчет дамы?
Девочка охнула.
– Только не бейте, прошу вас. – В его железных тисках она вдруг стала очень хрупкой. – Я слышала, как вы расспрашивали о даме, которая приходила в таверну на прошлой неделе. Дама в красном платье.
Он вгляделся в нее повнимательнее, не врет ли, но прочел в глазах лишь страх и настороженность.
– Ты ее видела? Знаешь, с кем она встречалась?
Бросив встревоженный взгляд через плечо, она втянула воздух, дрожа всем своим худеньким телом.
– Здесь я не могу говорить. Меня могут увидеть.
Себастьян тихо рассмеялся.
– Хочешь меня провести? Думаешь заманить в темный угол, где поджидают твои дружки, чтобы обчистить мои карманы?
Она выпучила глаза.
– Нет!
Толпа вокруг них редела. Мимо прошел музыкант, наигрывая на флейте знакомую мелодию, за ним вышагивал и трое ржущих погонщиков, от которых несло джином, они обнимали друг друга за плечи, выводя пьяными голосами слова старинной баллады: «Отец, мой отец, вырой мне могилку, вырой мне могилку глубокую и узкую, мой милый Уильям умер за меня сегодня, а я умру за него завтра».
Один из погонщиков, рыжий здоровяк со сломанным носом, подпрыгнул и стукнул каблуками, изображая джигу под одобрительное гиканье приятелей, но они сразу освистали его, стоило ему покачнуться на краю сточной канавы. Источая тяжелые пары джина и сырого лука, он упал на Себастьяна, толкнув его при этом, так что девочке удалось выскользнуть. Она бросилась в глухую улочку, мелькая босыми пятками, грязные светлые волосы разметались по ее плечам.
Разумеется, это была ловушка. Себастьян это знал. И все же последовал за девчонкой.