Когда в Чертовке утонуло солнце
Шрифт:
Верхние этажи зданий здесь выступали над улицей, нависали над прохожими, словно пытаясь заглянуть им в лица. Большинство домов имели всего три окна по фасаду, но встречались и такие, которые ограничились двумя, превратившись в узкие и вытянутые, словно свечки, силуэты. Немногие здания могли похвастать третьим этажом, и пока Максим шагал по улице, ему так и не встретилось ни одного дома, где было бы четыре этажа — но зато все они вздымали к небу острые шпили и крутые скаты черепичных крыш.
В толпе дальше по улице раздался истошный женский крик, и тут же поднялась суматоха. Кто-то высокий и очень худой,
Никаких табличек с названиями улиц на стенах домов, разумеется, не было и в помине, зато каждое здание щеголяло собственным домовым знаком. Звёзды, ангелы, кресты, птицы, полумесяцы, фрукты, овощи, рыбы, звери и какие-то уж совсем непонятные твари, странные, но добродушные на вид, украшали дверные порталы или простенки между окнами вторых этажей. Максим шагал по улице, которая, как он помнил, должна была называться Карловой, поскольку выводила прямиком к Карлову мосту, и всё силился вспомнить, как именно она именовалась до того, как стала Карловой.
Вспомнил он лишь тогда, когда улица, в очередной раз плавно изогнувшись, провела его мимо развалин готического храма. На руинах трудились рабочие, разбиравшие обрушенные и явно закопчённые пожаром стены. За работой присматривал седобородый человек, одетый в просторную чёрную накидку и маленькую чёрную шапочку.
— Клементинум, — прошептал себе под нос Максим и ускорил шаг, почувствовав на себе взгляд внимательных глаз иезуита. — Клементинум на Иезуитской улице…
Парень миновал комплекс иезуитской коллегии и остановился на следующем перекрёстке, не сдержав изумлённого вздоха. Староместская мостовая башня была на месте, а вот площади Крестоносцев, которую Максим вдоль и поперёк «исходил» на панорамах карт в Интернете, не было и в помине. Улица просто перетекала в мост, который начинался не у башни, а почти у самого перекрёстка. Под первым пролётом плескался рукав Влтавы, в другом мире и в другой век замурованный в камень и спрятанный под землю.
Справа вместо барочного костёла Святого Франциска с его воздушным зелёным куполом возвышалась суровая готическая громада костёла Святого Духа. Вплотную к ней примыкали стены монастыря, представлявшего собой настоящую маленькую крепость внутри города. У самой реки, на углу, в монастырской ограде помещалась квадратная башня, пониже мостовой и не так пышно украшенная, с массивной, окованной металлическими полосами дверью в первом этаже.
У двери расположилась стража: двое мушкетёров в кожаных нагрудниках и широкополых шляпах откровенно скучали, стоя на верхней ступеньке, слева и справа от входа. У подножия лестницы, положив руку на эфес подвешенного к поясу кацбальгера, неспешно расхаживал человек в кирасе и морионе. На гребне его шлема в металлической втулке был закреплён пучок чёрных перьев.
Мушкетёры с ленивым равнодушием наблюдали, как парень свернул с Карлова моста, спустился по двум широким ступенькам и по маленькому мостику направился прямиком в их сторону. Командир стражи взмахом ладони велел Максиму остановиться, окинул его взглядом и спросил:
— Откуда, куда, зачем?
— От господина Отто Майера, третьего секретаря императорской канцелярии, — парень посчитал, что имя гремлина в данном случае будет, пожалуй, лучшей верительной грамотой. — К командору, лично.
— Зачем? — спокойно повторил командир. Мушкетёры всё так же с ленивым равнодушием смотрели на чужака.
— Зачислен младшим стражем ночной вахты, — пояснил парень.
Равнодушие на лицах мушкетёров сменилось некоторым любопытством — так смотрят на сельского дурачка, заявившего, что потягается в беге с автомобилем. Командир ещё раз окинул парня взглядом и поинтересовался:
— Доброволец, значит?
— В соответствии с законом, — буркнул Максим и тут же мысленно укорил себя за такую откровенность, подумав, что, возможно, не стоило сообщать первому встречному о своём происхождении. В конце концов, в сказках знание одного только имени могло согнуть в три погибели самого могущественного джина, и заставить его выполнять все прихоти хозяина. Впрочем, джинов в этой Праге пока вроде бы не наблюдалось.
— С законом? — повторил командир, делая несколько шагов к чужаку. Максим с толикой злорадного удовлетворения отметил, как брови ползут вверх и скрываются под морионом, а веснушчатое лицо вытягивается в изумлении.
— Так вы… оттуда?
Парень кивнул. Ему хотелось сделать это максимально небрежно — мол, такая мелочь, не о чем и толковать — но кивок получился каким-то судорожным и нервным. Однако командир стражи, казалось, этой нервозности не заметил вовсе. Он подошёл вплотную к Максиму и, протягивая ладонь, представился:
— Капрал Иржи Шустал. К вашим услугам, сударь. Добро пожаловать! Командора найдёте на третьем этаже, в его кабинете.
Максим поблагодарил и направился к двери, которую уже открыл для него один из мушкетёров. Позади парня командир стражи задумчиво посмотрел в залитое золотистым светом небо — всё такое же неизменное, то ли закатное, то ли рассветное — и вдруг быстро перекрестился.
Новый младший страж ночной вахты миновал коридор, куда не выходило ни одной двери, но зато по обе стороны которого в стенах имелись устроенные через равные промежутки бойницы. Конец коридора перекрывала решётка из толстых металлических прутьев, однако она была не заперта и не охранялась. За решёткой обнаружилось что-то вроде небольшого холла, откуда наверх вела металлическая винтовая лестница. По периметру помещения в стенах виднелись несколько дверей.
Следуя указаниям Иржи Шустала, Максим поднялся на третий этаж башни, и только увидев перед собой точно такой же, как на первом и втором этажах, набор одинаково безликих дверей, сообразил, что понятия не имеет, какая из них ведёт в кабинет командора. «Начну стучаться по порядку, — решил было он, но тут же засомневался. — А если там казармы? Ночная вахта, по идее, как раз днём и спит. Нехорошо получится».
От нерешительных раздумий его избавил голос, похожий на львиный рык:
— И чтоб духу твоего здесь не было!