Когда возвращается радуга. Книга 2
Шрифт:
Перехватив ошеломлённый взгляд, Бомарше понял, что сболтнул лишнего.
Глаза девушки округлились.
– Как – на спине? – шёпотом переспросила. – Его что, разде… раздевали? Их пытали?
Дипломат вздохнул.
– Ох, крестница… Не забудь: на военном корабле мы сами как на войне. Если есть подозрение, что выловленные из воды – каперы… Никто не любит пиратов. А человек военный, такой, как Джафар-ага, привык добывать сведения быстро и эффективно, потому что от его оперативности зависит жизнь тех, за кого он отвечает. Конечно, пленных не особо… пытали, но и не церемонились. Тем более,
Он умолк.
Ирис сглотнула. И невольно оглянулась. Показалось, что среди розовеющих парусов закачались грязные силуэты повешенных.
– Да на вёслах они сейчас, – с досадой бросил Бомарше. – Что ты, в самом деле, считаешь капитана таким извергом? В наш просвещённый век никто не вздёрнет человека без суда и следствия. Особенно, когда…
«… восемь гребцов захлебнулись во время шторма», – едва не проговорился он. Поспешно довершил:
– … каждая пара рук дорога. Пусть помашут вёслами, и до Марселя, и обратно, до Константинополя. Глядишь, тем, кого приговорят к каторге, зачтётся часть отработанного времени… Ирис, не стоит жалеть убийц и грабителей.
Девушка опустила голову.
– Да, знаю.
Рассвет вдруг показался тусклым, растеряв половину красок.
– Эфенди не прятал меня от жизни, напротив: хотел, чтобы я знала, что творится за пределами нашей садовой ограды. «Нельзя всю жизнь отсидеться в раковине, как рак-отшельник», – говорил он. – «Мир надо принимать, каков он есть». Но одно дело – услышать, что где-то там, не на твоих глазах кого-то лишили жизни, и другое – знать, что, возможно, прямо над твоей головой, прямо сейчас…
Невольно они оба посмотрели вверх, на реи, несущие тяжёлые, надутые ветром полотнища.
Бомарше потёр запястье. Шрам, оставшийся после отращивания кисти, при перемене погоды и климата напоминал о себе нытьём.
– Рассказать тебе, как пираты обращаются с пленными? Какие пытки применяют? Что делают с женщинами? Как высаживают своих же, осуждённых за любой проступок, на крошечный остров, без клочка зелени, затапливаемый дважды в сутки приливом? Как закапывают на берегу по шею в мокром песке и оставляют, пока их не объедят крабы или не накроет волной?
Ирис сглотнула.
– Не надо. Мне… успела кое-что рассказать Аннет. Её они не трогали, но замучили двоих заложников, просто так, для острастки, чтобы она не вздумала бежать. Иначе догонят и сделают то же самое с сыном… Послушай, Август, – Ирис тронула франка за руку. – Кто она такая? Она лишь назвала себя – и тотчас разрыдалась. Потом мы говорили только о её пленении и о спасении, но ничего – о прошлой жизни. Но ты говоришь о ней, как о знакомой; ты узнал её, да? Почему ты так быстро ушёл, когда её увидел, и даже не заговорил с ней?
Бомарше так и зарделся.
– Ирис-ханум! Неужели ты не понимаешь: дама была практически… не одета, я не хотел её смущать. Да, я её узнал, скрывать не стану. Мне приходилось несколько раз встречаться с… маркизой де Клематис, но в то время я знал её под другим именем, и встретились мы очень далеко отсюда, в Эстре. Потом она таинственным образом исчезла. Несколько лет все считали её погибшей; и вдруг я вижу её здесь, посреди Средиземного моря, живой и почти невредимой, и с чудесным сыном! Я просто глазам своим не поверил. К тому же, она маркиза, значит, за это время вышла замуж, а разыскивали-то незамужнюю девушку! И у неё, к тому же, сын… Бог мой, как он похож на отца! А тот ни сном, ни духом не ведает…
Батистовым платочком Бомарше поспешно промокнул испарину на лбу. Пробормотал:
– Это просто невообразимо. Если бы ты знала, Ирис-ханум, как в своё время её разыскивал…э-э… супруг, как горевал… Впрочем, трудно было что-то тогда прочесть по его мужественному суровому лицу, но я-то догадывался…
– Так он действительно не знает? – едва ли не в ужасе вскричала Ирис. – Не знает о сыне? О том, что жена жива? Надо известить его немедленно!
– Тс-с… – Бомарше на всякий случай оглянулся. – Скажу тебе по секрету: дело это тонкое и политически чрезвычайно важное. Замешаны такие лица, что как бы… не оказать нашей гостье медвежью услугу. Есть у меня подозрение, что она и в переплёт-то угодила из-за того, что столкнулись интересы высокой политики. Тут надо действовать тонко. Дипломатия, душа моя, руководствуется порой одним принципом с медициной: «Не навреди!» А посему – доверься мне и молчи, молчи, заклинаю всеми святыми, мусульманскими и своими! Хорошо?
Его «крестница» растеряно кивнула:
– Не совсем поняла, но… хорошо. Но ты потом расскажешь, встретятся ли они?
– Непременно. Однако ради этой встречи я сперва должен узнать в подробностях, что же случилось с… маркизой, и от кого ещё, возможно, нам придётся её скрывать, дабы это семейство, наконец, воссоединилось. Но тебя она не знает, поэтому и помалкивает о своём прошлом, а со мной, надеюсь, будет более откровенна, как со старым знакомым, неплохо себя зарекомендовавшим. Бедняжке нужно время, чтобы прийти в себя, осознать, что она, наконец, у друзей. Вот тогда-то я её разговорю – и вместе мы решим, как поступать дальше.
– Политика… – пробормотала Ирис. – Что это за штука такая, если из-за неё супруги вынуждены расстаться, и целую вечность не знать друг о друге?
– О-о, душа моя, Политика – это такая нечистоплотная дама, и допускает такие грязные игры… Лучше тебе не знать и не вмешиваться. Но не бойся: пока я рядом – скажу, в какую сторону лучше не смотреть и куда не соваться. Понятно?
Она покивала.
– Август, ты не поверишь, но ещё как понятно. А смена династии – это тоже политика?
– Безусловно.
Бомарше запнулся. Задержал на ней взгляд и… промолчал. Имелись у него кое-какие догадки относительно происхождения своей «крестницы», но о них он предпочитал не заговаривать. В соответствии с теми же причинами, о которых только что упоминал.
– А вот дальше… – Покачал головой. – Дальше, Ирис-ханум, нам с тобой придётся на время расстаться. Независимо от степени откровенности Аннет де Клематис, я обязан – да, просто обязан! – сообщить госу… любящему супругу о чудесном обретении потерянной жены и сына. Сразу по прибытии в Марсель я должен буду отбыть в Лютецию. Придётся нам с тобой нарушить протокол. Мои обязанности, как сопровождающего по Эстре, возьмёт на себя де Камилле. Ты доверяешь ему? Он не вызывает у тебя отвращения?