Когда возвращается радуга. Книга 2
Шрифт:
…А когда волны спали в миллионный раз – воззвал к небу так жарко, словно и не делал это поминутно:
– Господи, клянусь: ежели кто сумеет меня отсюда вытащить – я сотворю для него всё, что он пожелает! Дай только сил дожить, Господи!
И так велико было его чувство благодарности и верность данному слову, что едва молодая вдова, спасшая его из плавучей тюрьмы, проговорилась, что обеспокоена судьбой будущего ребёнка, которому трудно будет без отца – тотчас, не задумываясь, припал на вовремя согнувшееся колено и предложил руку, сердце, титул, поместье… Всё, что имел.
И, увы, долги. Помявшись, маркиз признался в наличии оных.
Но ни разу, ни единого дня не пожалел о проявленном великодушии и согласии невесты.
Труднее всего оказалось даже не укрощение кредиторов и возведение из руин фамильного замка и деревушек. Твёрдая ручка Аннет вкупе с умеющими убеждать верными помощниками творили чудеса, и бывшей капитанской дочке справиться с зажравшимся управляющим и отбившимися от рук старостами оказалось не тяжелее, чем навести порядок в собственном трактире. Куда больше пришлось поволноваться из-за разрешения на брак самого маркиза в двенадцатом поколении и безвестной вдовы.
…Ах, Джон Клеменс, верный маленький Джон! Не зря он отработал пять лет на тайную службу бриттского посла, не зря учился каллиграфии и тонкому искусству – нет, не противозаконной подделки, но копирования документов. Ещё когда Аннет заявила о себе на всё побережье, как о судовладелице, он провернул весьма удачную аферу, или, по его выражению, «операцию» с якобы потерей и нахождением документов одной честной вдовы, подавшей в Гавре прошение на пенсион за погибшего в море супруга-офицера. В числе бумаг, оказавшихся в шкатулке, похищенной какими-то негодяями прямо из запертого номера гостиницы, весьма удачно оказалась и подорожная для путешествия по морю, так называемый «пасс порт». Буквально через два часа после кражи воры были разысканы и сданы властям некими добрыми людьми, обедающими в гостиничном зале и тронутыми причитаниями вдовы, а украденное возвращено владелице. Этого времени Джону Клеменсу как раз хватило на снятие копии «пасс порта» и внесения небольших поправок в фамилию и имя вдовы. Хотел заодно и повысить происхождение, но… пришлось Аннет превратиться лишь в купчиху, ибо дворянке в торговых делах доверия от клиентов ждать не приходилось. Свой больше доверяет своему.
Да и каралось самозваное дворянство строго…
На брак с маркизом, явный мезальянс, требовалось разрешение самого Генриха, поскольку Антуан Мари Жюстен де Клематис приходился какой-то четвероюродной роднёй Валуа, правящей династии и, согласно действующему Уложению о чистоте дворянской крови, король лично отслеживал браки старейших дворянских фамилий, а род де Клематисов к таковым и относился, несмотря на полное обнищание. На это и сделал ставку смышлёный маркиз, лично подавший королю прошение о браке. Не оставил на откуп придворным секретарям, занятым более проталкиванием «подмазанных» золотом прошений, нежели действительно нужных бумаг. Не доверил бюрократической машине, работающей при прохождении каждой просьбы из рук в руки с учётом требований протокола, а значит – чрезвычайно медленно. Но разыскал парадный камзол далёкой юности своей, собрался в один день, сунул под мышку фамильную шпагу, поцеловал изрядно округлившуюся к тому времени невесту в щёку – и укатил в Лютецию.
Где и воспользовался наследуемой привилегией маркизов де Клематис на аудиенцию у короля вне очереди, оставив за спиной в приёмной нескольких графьёв и виконтов, а так же лиц духовного сословия.
Появлением бодрого моложавого старика Его Величество впечатлился. Ещё бы. Прованская кухня, которую Аннет знала неплохо, ещё на корабле пошла маркизу впрок, и на Гаврский берег сошёл уже не измождённый борьбой за жизнь чудом спасённый скиталец, а изрядно окрепший, прибавивший не только в весе, но и в росте, стройный подтянутый седоусый дворянин, про которого запросто можно было сказать: есть ещё порох, есть! Свидание со смертью порой удивительным образом пробуждает жизненные силы, со свойственным ему юмором заметил маркиз, пересказывая королю историю своих злоключений. И даже освежает настолько, что чувствуешь возрождение во всём теле, буквально во всём… а потому – нет-нет, да невольно и потянет на шалости, о которых, казалось, и думать забыл по причине невозможности исполнения. И глядишь – на усохшей ветви древнего рода уже проклёвывается почка…
Его Величество Генрих Валуа, несмотря на простецкую крестьянскую физиономию, коей частенько поддразнивал его шут Пико, языком иносказаний и мудреца Эзопа владел в совершенстве. А потому, собрав в кулак всю тактичность, на которую был способен, осторожно поинтересовался, а родная ли пробилась почка, не потрудился ли над древом усердный садовник из ближайшего сада… или поместья. На что маркиз с гордостью ответствовал, что деревце его, хоть и взято из чужого питомника, но последние несколько месяцев обихаживалось исключительно им самим, и за подлинность полученных в недалёком будущем плодов он ручается. О чём готов даже принести присягу в присутствии епископа и прелата, дожидающихся в приёмной.
Его Величество Генрих задумчиво покивал. Что ж, бывает иногда и такое среди садоводов-долгожителей… Особенно, если речь идёт о возрождении угасающей фамилии. Можно даже закрыть глаза на купеческое происхождение невесты. Главное, чтобы в жилах будущего наследника текла кровь самих…
Возложив ладонь на Евангелие, присутствовавшее на письменном столе короля, величавый старец подтвердил: о, да! Кровь Валуа там будет, хоть и сильно разбавленная, но, как говорят отцы нашей Церкви, капля святой воды и море освящает, так, кажется?
…Несколько лет спустя, вглядываясь в личико маленького Анри, маркиз де Клематис откинул тёмно-русую прядку с виска мальчика – и, наконец, углядел три родинки, расположенные ровным треугольником: отметку, полученную при рождении, которую Аннет до сего времени удавалось скрывать от окружающих под чепчиками и шапочками. Внимательно изучил профиль, с каждым днём всё более знакомый, густые брови, карие глаза, простоватую, вовсе не аристократическую мордашку… и рассмеялся с облегчением.
На встревоженный возглас Аннет приложил палец к губам:
– Т-с-с…Всё хорошо, моя пташечка. Просто, наконец, убедился, что я не клятвопреступник… Однако не пора ли подумать о воспитании нашего юноши? У меня остались знакомые в Лютеции, они подыщут лучших учителей и гувернёров. Будущему маркизу надо быть самым блестящим маркизом во Франкии!
Да! Это полностью совпадало со страстным желанием самой Аннет: дать малышу всё лучшее. Чтобы когда-нибудь, рано или поздно, так или иначе, встретившись с отцом, он показал, что достоин его.
… Время неумолимо, ему поддаются все, даже не согнутые обстоятельствами аристократы. Но де Клематис успел дождаться «лучших часов в своей жизни», как он сам признавался, когда пятилетний Анри уселся на свою первую лошадку-пони, когда нацарапал пёрышком без единой ошибки поздравление с именинами «дорогому сиятельному отцу и маркизу…», сдал первый маленький экзамен по чтению и опробовал на соломенном чучелке новёхонькую шпажку, скопированную с фамильной.
После утомительного пышного бала по случаю своих семьдесят седьмых именин – прощального празднества, как потом поняла Аннет – отходя ко сну, он провозгласил, взмахнув ночным колпаком, как стягом, и пугая стареньких камердинеров:
– Виват, Франкия! Да здравствует король!
И добавив непонятно:
– Ныне отпущаеши раба своего, Владыка…
…уснул навек, счастливым.
Аннет искренне горевала по этому чудаку. Наверное, не меньше, чем Ирис по своему эфенди. Хорошо, что рядом оставались верные друзья: малыш Джон, перенявший бразды власти у здешнего управляющего, и Хью, превратившийся в импозантного дворецкого, бродяга Хью, который, оказывается, давно мечтал осесть на месте и вспоминать о большой воде лишь, когда взбредёт в голову блажь посидеть с удочкой. Остальной экипаж, помоложе и пошустрее, разбрёлся по морям, догуливать своё… Но бывшей капитанской дочке скучать было некогда. Поместье и три соседних разросшихся деревушки нуждались в хозяйском присмотре, сынок подрастал – и тоже требовал внимания, и Аннет не могла ему отказать, помня, что впереди у мальчика взрослая жизнь, мужские интересы. Придёт время – и её место в сердце займёт кто-то ещё, а потому дорожила каждым часом, проведённым вместе. Даже порой сидела на его уроках, тех, что были ей интересны, и, кстати, почерпнула там немало нового.