Когда взорвется газ?
Шрифт:
Ведь отдельные кадры происходящего выстроились в четкую картину, имеющую определенную направленность. Запись у Черной дыры уже есть. И за второй она гоняется не потому, что ей нужен оригинал, а потому, что хочет изъять все экземпляры. А когда изымет, останется терминировать свидетелей. Ликвидировать, говоря простым языком шпионских триллеров. Устранить, убрать, зачистить. «Полная зачистка» — вот как это называется в боевиках. Если в арсенале Черной дыры имеется прокуратура, то наверняка найдутся и бандюганы, которые быстро «решат вопрос» с самим Черепахиным и с глупым Пашкой Савиным. А может,
— Я согласен с вами, что причина ареста в нарушении государственной тайны, — вальяжно сообщил Гарик, для проформы выслушав сбивчивый рассказ Черепахина. — Но мы должны их опередить. Для этого надо провести экспертизу вашего репортажа, получить заключение об отсутствии в нем секретности и заявить ходатайство о прекращении уголовного дела и отмене меры пресечения. Да что там ходатайство — я завалю их жалобами!
— Большое спасибо! — Черепахин заискивающе улыбнулся. Он не обнаруживал своего знания, потому что начал контригру против Черной дыры и ее прихвостней. — Мне кажется, что флеш-карту с записью я оставил на даче… Не на сто процентов, но на девяносто — точно.
— Ну, и отличненько! — оживился адвокат, аж забурлил весь, как попугай, которому щедро насыпали семечек.
— Я ухожу и буду заниматься в основном вашими вопросами. Можете не волноваться: если Гарик взялся за дело — считайте, что оно выиграно!
О гонораре он по-прежнему не заикался. А поскольку мир не видел адвокатов-бессеребренников, такое бескорыстие подтвердило самые худшие предположения Ивана Сергеевича.
Аристарха Матвеевича выпустили под подписку о невыезде. Он настоятельно предлагал соседу передать друзьям записку или что-то на словах, но Черепахину было нечего и некому передавать.
— Держитесь, Иван Сергеевич, мы будем за вас бороться! — прослезился Аристарх и троекратно облобызал товарища по несчастью. Тот даже устыдился, что подозревал сокамерника в двурушничестве.
Остаток дня и весь следующий никто Ивана Сергеевича не тревожил и он, более-менее собравшись с мыслями, обдумывал странную чехарду, которая завертелась вокруг. Он был уверен, что в телекомпании и его квартире проведены тщательные обыски. Сейчас скорее всего умелые руки специалистов тщательно обыскивают дачу. Но, несмотря на свой опыт и умения, они ничего не нашли, да и не найдут. Не мудрено: даже если бы Ивану Сергеевичу не угрожала опасность, он никогда бы по доброй воле не признался, что оставил оригинальную запись рядового репортажа у Вероники — своей новой двадцатилетней пассии, чтобы показать свою творческую состоятельность и значимость в телевизионном мире.
Барышня приехала из такой глубинки, что провинциальную Лугань воспринимала как кипящий котел цивилизации. Разумеется, она хотела стать моделью или актрисой, именно за этим и пришла в телекомпанию, где, по ее разумению, как раз и вышлифовывают из потенциальных доярок и скотниц шикарных теледив. Иван Сергеевич, как человек чуткий, не стал разочаровывать простодушную провинциалку, а напротив, взвалил на себя нелегкое бремя шлифовки.
В снятую под этот проект однокомнатную квартирку, где, кроме скрипучего дивана и облупленного холодильника, ничего не было, он перевез из студии списанную видеодвойку, ноутбук, и процесс пошел.
Шок черепахинских молодых лет, фильм «Эммануэль», стал учебным пособием, а трудолюбивая Вероника, родителей которой очаровала в свое время героиня сериала «Просто Мария» Вероника Кастро, с головой окунулась в работу. Учеба шла круглые сутки, учитель и ученица практически не покидали аудиторию… Да и куда пойдешь: городок-то небольшой — все на виду…
Но даже в съемной квартире у них не было времени скучать, поэтому Иван Сергеевич называл девушку Вероникой Виагрой. Она думала, что это красивый сценический псевдоним, заменивший малозвучную фамилию Подтыко, и была очень довольна, хотя слегка сомневалась: не бросится ли зрителям в глаза сходство с названием московской поп-группы? Учитель при этом буквально закатывался хохотом, целовал очаровательную пейзанку в торчащие тугие соски и успокаивал:
— Не боись, те девчонки в Москве. Да и вообще — им до тебя далеко…
Конечно, тут он изрядно привирал, ибо группу «Виагра» видел только по телевизору, а Веронику Подтыко рассматривал в упор, со всеми подробностями, зато ее песен вовсе не слышал, а потому не мог сравнивать. Но, будучи все же в основном человеком серьезным, Черепахин проводил так же уроки телевизионного мастерства и раз двадцать пять показал Виагре самый удачный свой репортаж, с подробным комментарием видео- и звукового ряда.
Поэтому в тайной учебной аудитории, адрес которой был никому не известен, на аппаратурной стойке возле монитора лежала маленькая черная коробочка с видеокартой «SONY», которую, как и предполагал Иван Сергеевич, искали сейчас повсюду.
Третий день пребывания Черепахина вне привычной жизни начался со встречи с адвокатом. «Попугай» со скорбным лицом сообщил, что новости он принес, к сожалению, не самые лучшие. Дача Ивана Сергеевича вместе с хозяйственными строениями сгорела этой ночью дотла.
— Предположительно короткое замыкание, — печально сказал Гарик и вытер ярким клетчатым платком вспотевший лоб.
— Что с моей женой? — глухо спросил Черепахин, чувствуя, как стучит в железной бочке грудной клетки кузнечный молот сердца.
— Иван Сергеевич, вы же сами просили пока с ней не связываться. А на даче никого не было, это точно.
— Раз Ольга там не ночевала, кто мог устроить замыкание?
— Да те же бомжи. Может, и не замыкание это вовсе. Свечка, спичка, сигарета, да мало ли… Замыкание — первоначальная версия. У вас, естественно, есть страховка?
— Да, — зло ответил Черепахин поднимаясь, — спасибо за заботу.
Но в камеру Иван Сергеевич попал не сразу: нечеловеческий сержант, а может, его брат-близнец, отвел подследственного в комнату для допросов. Она отличалась от предыдущего пенала только тем, что вместо адвоката здесь сидел следователь. Выглядел он неважно: отекшее лицо, красные глаза с набрякшими веками, вчерашняя щетина… И настрой был совершенно другим: сегодня Крайко не походил на разбитного конферансье — это был собранный, зло глядящий исподлобья волк.