Когда взорвется газ?
Шрифт:
И вдруг сумасшедшая карусель, закрутившаяся вокруг! Надуманные, высосанные из пальца обвинения, нагнетание атмосферы безысходности и страха, психологический (пока, ох, пока…) прессинг, уничтожение дачи… Но убийством Пашки Черная дыра наглядно показала: она ни перед чем не остановится! Он интуитивно чувствовал, что его судьба решена, но насытится ли проклятая Черная дыра? Или и Ольга пострадает? А может, и Вероника? Хотя о ней никто не знает, но ведь профессия этих людей и состоит в том, чтобы дознаваться!
И главное, ничего не понятно! Как в романах Себастьяна Жапризо: совершенно непримечательный мсье или мадам вдруг становятся объектом манипулирования,
Но это книги, а как в жизни вырваться из засасывающей Черной дыры и кто разъяснит тебе смысл происходящего?! Да Бог с ним, со смыслом, главное, спасти свою шкуру… Этим всю жизнь был озабочен дед Микола, в бурной молодости «проводник» [2] боевой пятерки ОУН… [3]
— Думайте, думайте, уважаемый! — с заметной издевкой торопил Крайко. — Призываю вас сотрудничать со следствием, Иван Сергеевич, это в ваших же интересах, поверьте! Итак, где пленка?
2
«Проводник» — руководитель.
3
ОУН — организация украинских националистов.
Черепахин отодвинул нетронутую чашку с растворимой бурдой.
— Я думаю, исходник так и лежит на даче, в подвале. Его просто не нашли.
Крайко посмотрел, как опытный психиатр на очередного пациента, отрекомендовавшегося министром или депутатом Верховной Рады. И, слегка склонив голову на бок, прищурив левый глаз, спросил:
— Будем просеивать пепел? Я думал, только рукописи не горят. А пленки вспыхивают, как порох.
Иван Сергеевич тяжело вздохнул.
— Приятно иметь дело с начитанным человеком. Только это не пленка, а вот такой прямоугольничек… Конечно, я был выпивши, но скорей всего положил его в старую железную коробку из-под конфет. Я складывал в нее деньги — «заначку» от супруги, все собирался купить хорошую машину… А в тот вечер принес пятьсот долларов и две тысячи гривен… Долг отдали… Ладно, не улыбайтесь, это был «черный нал» за «левую» съемку… Утром денег у меня уже не было, видеокарты тоже, а она болталась в пиджаке, в левом кармане… Значит, спрятал все в подвальный тайник. Значит, там она и есть. Подвал каменный, дверь металлическая, тайник и коробка — тоже. Вряд ли огонь мог ее повредить…
Следователь, испытующе глядя в глаза Черепахину, молчал, будто решая в уме непростую задачу.
— Обыщите подвал и найдете, — равнодушно добавил Иван Сергеевич. — Или, хотите, я покажу. Если, конечно, все претензии с меня будут сняты…
Крайко перестал играть в психиатра и опять превратился в волка-следователя.
— Ну, что ж… Хорошо. Есть такое следственное действие: воспроизводство показаний на месте. Утром я вывезу вас на дачу…
— И отдав материал, я буду свободен?
— Вначале отдайте, тогда и поговорим.
— Надо взять ключи от подвальной двери. Они в связке с квартирными.
Крайко оскалил крупные редкие зубы в подобии улыбки:
— И ключи возьмем, и лом, и взрывчатку. Откроем, будьте уверены! Но если вы станете водить меня за нос, то окажетесь в соседстве куда менее приятных людей, чем Аристарх Матвеевич! Это, надеюсь, понятно?
— Более чем, — смиренно кивнул Черепахин. А сам подумал:
«Ну, дед Микола, не подведи!»
Когда-то поселок «Зеленая Гора» представлял из себя несколько десятков небогатых хаток, где доживали свой век те, кто не решился в молодые годы уехать на поиски счастья в Москву, Киев, или хотя бы в Лугань. Поселок постепенно умирал: ветшали и разваливались дома, зарастали бурьяном и амброзией огороды, становились непроезжими дороги, пересыхали колодцы, наконец, завалились столбы линии электропередачи, и в «Зеленой Горе» пропал свет…
Но тем временем стали цениться чистый воздух, вода и даже красивый ланшафт, и кто-то обнаружил, что агонизирующий поселок стоит на высоком зеленом холме, над живописным оврагом, речкой и самым настоящим темным лесом… Вскоре шахта «Ленинский путь» устроила здесь садоводческое товарищество, и «Зеленая Гора» обрела вторую жизнь. Насыпали и укатали дорогу из желтой тырсы, восстановили электроснабжение, поставили аккуратные сборно-щитовые дома, приспособленные под жилье контейнеры, пробурили скважины, разбили огороды.
Поселок преобразился и постепенно стал очень перспективным местом, к нему стали проявлять интерес «новые украинцы», перенявшие новороссийскую моду на загородное жилье.
Черное, воняющее гарью пятно противоестественно выделялось среди ухоженной зелени черепахинского сада, как схваченная скобками и перепачканная йодом кожа пробитого черепа в уродливо выстриженном пятне модельной прически. Но там, по крайней мере, идет естественный процесс заживления… А тут — закопченный бетонный фундамент, над ним, как гнилые зубы, возвышаются толстенные обугленные стены, выше торчит некое подобие сложенного домиком и спешно потушенного кострища: полусгоревшие балки перекрытия, вставшие дыбом доски пола, обглоданная огнем мебель, обрушившиеся стропила… Вокруг все залито водой, многие елочки и туи сломаны, травяной газон искорежен широкими колесами, цветники вытоптаны. Пожарные причинили, пожалуй, не меньше вреда, чем поджигатели…
Еще позавчера на этом месте стоял, возвышаясь над соседскими сборно-щитовыми уродцами и над глубоким, ведущим к реке оврагом, красивый двухэтажный дом с остроконечной европейской крышей и резным фасадом. Черепахин здесь отдыхал душой и телом: качался в гамаке, приглашал друзей и знакомых, устраивал застолья, для которых самолично жарил замечательные шашлыки. Соседи, приезжающие горбатиться на своих огородах, бросали на праздных дачников недоброжелательные взгляды, друзья их замечали и делали выводы:
— Строиться надо было среди равных, Иван, зависть, она как порох — пыхнет когда-нибудь, потушить не успеешь. Чем выше твой дом, тем больше врагов!
— Знаю, знаю, — отшучивался Черепахин, разливая горилку. — Маркс писал: «Человек может построить самый хороший дом и чувствовать себя счастливым, но если рядом кто-то построит лучший, то жизнь его будет безнадежно испорчена!» А если выстроит в двух кварталах — то и ничего… Психология!
— Вот именно! — Рюмки чокались, подогревая возмущение трудяг-огородников.