Когда я был мальчишкой
Шрифт:
— Ты остроумный, — с уважением сказал Федька. — Вроде нашего Усатого.
— Историк, — пояснил я. — Гришка его любимчик, потому что всегда читает вперёд. «Илиаду» прочитал и «Одиссею».
— Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына, — продекламировал Жук. — Уважаю Гомера, симпатичный был старикан. А знаете ли, мушкетёры, что делает солдат в свободное от кровопролития время?
— Пишет домой письма, — сказал я.
— Чистит оружие и готовится к новым сражениям, — догадался Гришка.
— Шуткой поднимает настроение товарищей, — важно изрёк Федька.
— Все это имеет место, — одобрил Жук. — Но потом он играет в карты. Ибо в игре он находит забвение. Садитесь, научу.
Полчаса спустя мы с криками и проклятьями резались в «очко». Сначала играли просто так, потом на мелкий интерес и вошли в такой азарт, что Жук с трудом добился перерыва на обед. К вечеру мы проиграли всё, что было в мешке и на себе. Наше преклонение перед новым знакомым перешло в слепую ненависть.
— Ставьте пистолеты, — ещё раз предложил Жук, тасуя карты. — Авось отыграетесь, сеньоры. Помните, как Атос разделил Гримо на десять ставок?
Шутка не была принята.
— Не будем ставить пистолеты, — угрюмо сказал Федька. — Подавись нашими ботинками!
— Ого! — насмешливо сказал Жук. — Меня оскорбили. Бросаю перчатку!
— Давай! — яростно воскликнул Федька. — На кулаках!
Жук рассмеялся.
— За кого вы меня принимаете, господа мушкетёры? Надевайте свои камзолы и ботфорты. И благодарите за урок, цыплята! А я пойду спать.
Мы в полной растерянности переглянулись.
— Прости нас, Жук, — проникновенно произнёс Федька. — А то мы взаправду подумали, что ты сволочь.
Мы бросились обнимать оскорблённого Жука, который со смехом от нас отбивался. Потом мы легли на сено, и Жук до ночи рассказывал нам истории из своей жизни. Мы были потрясены, когда узнали, что он вынес из горящего дома десять человек, за что сам Калинин лично пожал ему руку, буквально из-под колёс трамвая вытащил ребёнка — и поймал шпиона! Настоящего диверсанта, который пытался взорвать железнодорожный мост. Жук его обезоружил, но в последний момент диверсант ударил его ножом в плечо.
— Вот сюда, — Жук показал длинный шрам. — Можете пощупать, соблюдая очередь.
Мы с благоговением пощупали. Каждый из нас отдал бы палец за такой замечательный шрам.
Поезд остановился. Жук выглянул в окошко. Лил проливной дождь.
— Колонка в трех шагах, — сообщил Жук, — и вокруг никого, все дрыхнут. Самое время запастись водой. Кто полезет?
— Я! — выкрикнули мы хором.
— Орлы! — похвалил Жук. — С такими не пропадёшь. Мой выбор падает на Леонида. Героическое имя. Царь Леонид под Фемистоклами задержал персов. Помните, сеньоры?
— Под Фермопилами, — смущённо поправил Гришка. — Фемистокл был правителем Афин.
— Безусловно, — согласился Жук, недовольно взглянув на Гришку. — Леонид — мушкетёр с наименьшими габаритами. А ну-ка!
Жук ловко обвязал серьёзного Леньку верёвкой, ещё раз выглянул и осторожно спустил Леньку на землю. Через минуту Ленька подал в окошко воду и был благополучно поднят наверх.
— Герой, — с уважением сказал Жук и похлопал Леньку по плечу.
— Подумаешь, чего там, — пробурчал Ленька. Мы отчаянно завидовали.
— А теперь спать, — приказал Жук. Утром завтракали морковкой.
— Вы плохо подготовились, сеньоры, — ворчал Жук. — Сахар нужно было брать. Сухари и консервы.
— А ты? — огрызнулся Федька, трудно переносивший голод. — Учить каждый может.
— Справедливо, — быстро согласился Жук. — Принимаю твой упрёк, Портос. Ну-ка, мускулы! Ого! Тебе, брат, боксом нужно заниматься.
— Он на силомере восемьдесят килограммов жмёт, — похвастался Ленька. — Больше физкультурника.
— Поголодать тоже полезно, — назидательно сказал Гришка. — Может, и в Испании придётся.
От морковки урчало в животе. Настроение упало. Жук внимательно на нас посмотрел.
— Давайте бороться, — предложил он. — А то закиснете.
Сначала против Жука вышли Гришка, Ленька и я, но мы были для него такими же противниками, как индейские пирОги против канонерки. Жук сложил из нас пирамиду и вежливо похлопал каждого пониже спины.
Потом с ним схватился Федька, один на один. Жук начал бороться с улыбкой, но потом посерьёзнел. Федька оказался крепким орешком. Уж мы-то знали его бульдожью хватку и ярость — вполне, впрочем, осмотрительную. Было даже мгновенье, когда Жук оказался внизу — правда, лишь одно мгновенье, потому что он извернулся, вскочил и ловким ударом ноги сбил Федьку на пол.
— Лет через пять, сеньор Портос, будешь чемпионом. — Жук потрепал Федьку за плечо. — Приглашаю в мою резиденцию.
Мы сели играть в «балду», а Жук и Федька уединились наверху. Игра шла плохо: мы завидовали Федьке, который был удостоен беседы один на один. Мы сознавали, что Федька заслужил эту честь, но и Гришка, которого все учителя называли в один голос самым развитым, тоже не был лыком шит.
Федька спустился надутый и важный, а на наши вопросы отвечал коротко:
— Так… о жизни говорили. Не ваше цыплячье дело, одним словом.
Было обидно. Жук захрапел.
— Велел в случае чего разбудить, — сообщил Федька. — Чтобы храп не услышали.
Мы не отвечали. Федька попыжился ещё немного, потом ему стало скучно, и он признался:
— Жук уговаривал меня с ним пойти. Он в Испанию не едет, у него дела. Мы замерли.
— Куда это — с ним? — холодно спросил Гришка. Федька замялся.
— А я не очень-то понял. На заработки, что ли. Говорил, с ребятами интересными познакомит, по морю будем плавать.
— И ты согласился? — набросились мы на Федьку.