Когда явились ангелы (сборник)
Шрифт:
– Слушай, это, часом, не соло Гудмена? – шепнул фотограф. – Бенни Гудмен и оркестр Дорси?
Не успели мы поудивляться, сетчатая дверь распахнулась, а девочка ее придержала. Очень долго ничего не происходило, а потом в проеме возник старик в сером френче а-ля Сунь Ятсен [147] и Мао и в серых войлочных шлепанцах, призрачный и смутный, как месячная плесень.
Если не считать глаз и улыбки. Глаза прорезывались сквозь очки в стальной оправе, острые, как куски нефрита. А в улыбке вспыхивали тайна и сумасбродство – нечто среднее между Моной Лизой и Морком с Орка [148] . Старик весело выдержал паузу, освещая нас этим своим лицом, затем протянул пятнистую руку мне – я стоял ближе. Я бы не удивился, если бы увидел камешек в его ладони и услышал: «Ну, Кузнечик… ты наконец пришел» [149] .
147
Сунь Ятсен (1866–1925) – китайский политический деятель, основатель партии Гоминьдан.
148
Морк с Орка – персонаж американского комедийного телесериала «Морк и Минди» (1978–1982), инопланетянин, прибывший на Землю с планеты Орк с целью наблюдения за жизнью и поведением землян; Морка сыграл Робин Уильямс.
149
Аллюзия на американский телесериал «Кунг-фу» (1972), в котором учитель По (Ки Лук) называл Кузнечиком своего ученика Куай Чан Кейна (Дэвид Кэррадин).
Но он заговорил по-английски, и речь его была устарела и ясна, как страницы старой книги, что лежала у меня в гостинице:
– Джентльмены, прошу вас… вы не зайдете?
Я пожал ему руку. Вроде имело бы смысл надеяться, что мне хватило остроумия ответить: «Доктор Фун, я полагаю?» Вместо этого я пробубнил:
– Ага ну да мы бы с восторгом господин Юн-лоб… польщен.
Девочка придерживала дверь и слегка кланялась нам по очереди, когда мы гуськом проходили за ее прадедушкой в дом. Мы миновали крохотную прихожую и очутились в комнате, служившей, видимо, кабинетом и гостиной. Окна почти занавешивала серо-зеленая листва склоненных эвкалиптов, но здесь было вовсе не сумрачно. Воздух казался даже светлее, чем снаружи. В древней мебели сиял свет, точно опята в гнили. Мерцал в старой выглаженной штукатурке и блестел в сеточке трещин на кожаной обивке. Сияло даже темное дерево кухонной двери и книжных шкафов, за многие годы вытертое до роскошного глянца.
Стены почти голы – только длинный календарь с каллиграфией и обрамленный снимок студентов, позировавших в черно-белом прошлом. Пол натерт, и на нем почти ничего нет – только торшер, пустая ваза и три предмета мебели: кожаный диван, кушетка на двоих и набитое кресло, которому самое место в гостиной Среднего Запада в двадцатых. Явно кресло доктора. Он встал рядом, улыбнулся, кивнул редактору и маленькому Блину на диван, а мясистому фотографу – на широкую кушетку. Мне же, точно студенту, вызванному в кабинет к преподавателю на небольшой тет-а-тет, выделили керамическую вазу.
Когда мы наконец разместились к хозяйскому удовлетворению, Фун Ю-лань опустился в кресло, сложил руки на коленях и выжидательно мне улыбнулся. Кровь прилила к моим щекам, а голова опустела. Я неловко забормотал – принялся всех знакомить, что-то объяснять. Какая-то муть. Вряд ли я запомнил бы хоть слово, произнесенное в этой комнате, если бы в панике не сунул руки в карманы мешковатой куртки «сафари» и не нащупал диктофон Блина. Мне хватило журналистского присутствия духа тайком нажать кнопку.
И теперь, спустя недели, на расстоянии тысяч миль, когда я расшифровываю эту запись в тиши собственного кабинета – дабы выжать из кассеты хоть каплю азиатской мудрости и переслать ее другу-священнику в город отступников Беркли, – неловкость беседы по-прежнему почти невыносима.
Д – р Ф у н: Позволите ли попросить для вас, джентльмены, чаю?
А м е р и к а н ц ы: Ой, да. Да. Конечно. Пожалуйста.
Ф у н: Хорошо. Прошу простить.
Распоряжение отдано по-китайски. Слышно, как по полу стучат деревянные сандалии правнучки и скрипят петли кухонной двери. На мгновение, пока дверь не закрылась, отчетливо слышно, как биг-бэнд наяривает классическую «Пой, пой, пой» [150] .
Ф у н: Итак, прошу вас, расскажите, что привело вас всех в Китай?
Б л и н: Господин, я, ну… я тут живу… учусь в этом самом заведении.
Ф у н: Да? И что вы изучаете, если мне позволено спросить?
150
«Пой, пой, пой (этот свинг)» {Sing, Sing, Sing (With a Swing)} – песня Луи Примы, впервые записанная им с Новоорлеанским оркестром в 1936 г., однако традиционно ассоциирующаяся с Бенни Гудменом, в том же году сыгравшим свою версию.
Б л и н: Китайское законодательство и легкую атлетику.
Ф у н: Очень хорошо. А все прочие?
Д е б р и: Все прочие – журналисты, господин.
Ф у н: Прошу вас. С годами я стал глуховат.
Д е б р и: Все прочие – журналисты! Мы пишем о марафоне! Пекинский закрытый марафон. Он завтра. Пол – вот он – редактор журнала; Брайан – фотограф. А я репортер.
Ф у н: А! Спортивный репортер…
Д е б р и: Не совсем. В основном проза. Рассказы, романы. Вообще-то у себя на родине я довольно крупный писатель.
Отчего янки приглушенно фыркают: ну ты его послушай, а? Крупный Писатель на родине!
Д е б р и: И еще я большой поклонник «И-Цзин», Китайской Книги Перемен. Преданно сверяюсь с «И-Цзин» уже десять с лишним лет, каждый день кидаю жребий.
Снова фырчки, глухие и задавленные. Ух ты ох ты, он еще и на И-Цзин гадает, ну ты подумай.
Но на самом деле я приехал в Китай выяснить, что стало с вами, доктор. Быть может, вы этого не сознаете, но уже много лет ученые философы в нашей стране спрашивают: «Что случилось с доктором Фун Ю-ланем? Чем сейчас занят доктор Фун Ю-лань?» Я хочу сказать, те из нас, на кого серьезно повлияла ваша работа… недоумевают…
Все это милосердно прервано скрипом двери и звяканьем чайных чашек.
А м е р и к а н ц ы: Спасибо. Очень вкусно. Еще как. Вот чего нам не хватало…
Ф у н: Очень рад.
Ерзанье. Хлюпы. Звон фарфора о фарфор. А он сидит, терпеливый такой, и молча веселится.
Д е б р и: Ну и в общем, вот мы приехали. Как вы живете, доктор? Ну то есть – чем занимались все это время?
Ф у н: Я работал.
Д е б р и: Преподавали?
Ф у н: Нет. Работал над книгой.
Д е б р и: Замечательно. И над какой книгой вы работали?
И опять – неуловимый миг безмолвного веселья.
Ф у н: Я работал над своей «Историей китайской философии». Как всегда. Над чем еще мне работать?
Д е б р и: А. Ну да. Я скорее имел в виду – в каком аспекте? Новая редакция? Для нового издания?
Ф у н: Нет, не новая редакция – продолжение. Пятый том. Попытка исследовать «культурную революцию» – задача, к коей, боюсь, я прискорбно неподготовлен. Однако мне представляется, что эти последние пятнадцать лет надлежит изучить и постичь.