Когда зацветет сакура…
Шрифт:
«Слушателям» идеологических курсов были созданы идеальные условия для занятий и отдыха. Кормили их тоже неплохо – для этого даже повара корейского нашли, чтобы тот готовил им национальные блюда. Все это не прошло даром. Уже скоро гостей было не узнать. Они стали более разговорчивыми, более общительными, с них спало то напряжение, которое чувствовалось вначале. Почуяв эти перемены, контрразведчики решили, что настал момент, когда с корейцами можно поговорить начистоту. Беседу вели с каждым отдельно. После этого сделали анализ, сопоставили рассказы гостей с тем, что оперативникам было известно от своих агентов в Маньчжоу-Го, – так и вырисовалась вся картина. Теперь они знали, что среди гостей есть как опытные разведчики, так и те, кто принудительно вошел в команду господина Пака или кого он завлек туда обманом.
Теперь все козыри были в руках чекистов. Они даже знали, с какой целью японцы затеяли свою игру. Оставалось обезглавить организацию. Конечно же ключевой фигурой здесь являлся Пак Чен Хи. Но это был тертый калач. Всю жизнь он работал на японскую разведку и ни разу не попадал в руки противника. Значит, чекистам нужно было сыграть свою роль так достоверно, чтобы даже этот дошлый старик Станиславский, будь он жив, мог воскликнуть: «Верю!» То есть решить ту самую сверхзадачу, которая бы привела если и не к бурным историческим аплодисментам, то, во всяком случае, к естественному и закономерному финалу…
Глава пятая
Когда переводчик Алексея Ли Ден Чер (его Жакову порекомендовали в городской управе как большого друга Советского Союза) однажды за дружеским ужином в ресторане, куда Алексей с Ниной пригласили его, поведал ему о том, что человек, которого они недавно наняли садовником, – член партии Синхындон, он насторожился. Ведь ему уже было известно, что эту партию когда-то создал один из лучших японских разведчиков Пак Чен Хи и что синхындоновцы во время наступления советских войск на Корейском полуострове отчаянно сражались на стороне Квантунской армии.
– А ну-ка, расскажи мне про этого садовника да поподробнее, – попросил он помощника.
Тот виновато посмотрел на него.
– Моя, товарища, плохо знай его… Знай только, что он Синхындон…
– Жаль, – вздохнул Жаков и, подумав о чем-то, произнес: – Запомни, Ли: то, о чем ты мне сейчас рассказал, никто не должен знать. Ты понял меня?
– Моя все поняла, капитана, – прошептал заговорщицки Ли.
Подходила к концу первая неделя пребывания Жакова в Гензане, куда его назначили заместителем военного коменданта города с особыми полномочиями представителя контрразведки фронта.
Алексею не пришлось участвовать в освобождении этого города – нужно было завершить кое-какие дела в Харбине. Так что прибыл он сюда уже после того, как власть в Гензане, впрочем, как и на всем севере полуострова, взяли в свои руки народные революционные комитеты.
Скоротечной была эта война с Японией. Объявленная 8 августа 1945 года, она продлилась всего двадцать четыре дня. При этом уже с 19 августа японские войска повсеместно приступили к выполнению требований о капитуляции. Старые фронтовики удивлялись: вот, мол, как, а мы-то думали, что японец и в самом деле силен. Что ж мы тогда все эти годы боялись самураев?
Но это уже была бравада победителей. На самом деле почти полуторамиллионная хорошо вооруженная Квантунская армия представляла большую опасность для Советского Союза. Напади она в сорок первом, когда немец, захватив инициативу, пер и пер на Москву, еще неизвестно, чем бы все закончилось. Ведь для того, чтобы отстоять столицу, Верховному командованию пришлось снять несколько дивизий с дальневосточных рубежей и перебросить их под Москву. Только так и удалось одержать первую победу.
А японцы просто опоздали. Можно даже сказать, прозевали свой шанс. Памятуя о своих недавних поражениях в районе реки Халхин-Гол и у озера Хасан, они, видимо, посчитали, что пока не готовы к войне с русскими, и стали ждать развития событий. Это во многом и позволило последним успешно решить стратегические задачи на западе. А после разгрома немцев под Сталинградом картина и вовсе изменилась. Теперь уже русские войска завладели инициативой, которую так и не отдали до конца. И тут японцы прижали хвосты. Впрочем, провокации с их стороны, которые начались еще до войны и которые порой оборачивались настоящими военными действиями, так и продолжались. Мало того что японцы представляли большую угрозу для Союза, они еще угрожали дружественной ему Монголии, от оккупантов страдали народы Китая, Кореи, других стран. Это и заставило русских объявить Японии войну.
Подготовка к этой войне началась сразу после разгрома фашистской Германии. В течение нескольких последующих месяцев русские сосредоточили на границе с Маньчжурией огромные силы, которые и по числу штыков, и по количеству боевой техники значительно превосходили противника. Для ведения войны с японцами было создано три фронта – два Дальневосточных и Забайкальский. Кроме того, большие надежды были возложены на корабли Тихоокеанского флота и на военно-воздушные силы. Таким образом, уже в первые часы войны Квантунская армия была атакована на суше, с воздуха и моря на всем огромном пятитысячекилометровом фронте. Внезапность мощных первоначальных ударов позволила советским войскам сразу же захватить инициативу. В правительстве Японии успехи русских вызвали панику. Не случайно уже в первый день войны японскому премьер-министру Судзуки ничего не оставалось, как заявить следующее: «Вступление сегодня утром в войну Советского Союза ставит нас окончательно в безвыходное положение и делает невозможным дальнейшее продолжение войны».
Перейдя в составе 1-го Дальневосточного фронта границу с Маньчжурией, механизированный корпус, в рядах которого находились супруги Жаковы, устремился в глубь оккупированной японцами территории. Вот уже за спиной остались освобожденные от врага Муданьцзян, Ванцин, Гирин… Отсюда, из Гирина, Алексей вместе с группой офицеров СМЕРШ был направлен для ведения оперативной работы в Харбин – этот бывший советский город, который в 1935 году под нажимом японских оккупационных властей был передан вместе с построенной русскими в начале двадцатого века Китайско-Восточной железной дорогой марионеточному правительству Маньчжоу-Го.
Жакову повезло: по его настоятельной просьбе Нине разрешили выехать к нему в Харбин.
Усталой, исхудавшей предстала она тогда перед мужем. «Бедная ты моя, бедная…» – увидев ее, с горечью подумал Алексей. И то: чуть отдохнула, чуть посвежела после этих долгих четырех лет войны – и снова бои, снова бессонные ночи – и операции, операции…
О Гензане, куда им было суждено отправиться после Харбина, Нина уже кое-что знала со слов хорошо разбирающихся в географии бойцов.
– Там море, – с улыбкой говорила она мужу, когда они, уносимые ветрами истории, тряслись по разбитым дорогам Маньчжурии на стареньком «виллисе», подаренном Алексею одним шустрячком-интендантом. – Тихое такое, теплое… Если повезет, сможем и искупаться в нем…
– Конечно, искупаемся! И не раз… – левой рукой крутя баранку, а правой прижимая жену к себе, сказал он.
Они задыхались от счастья. Как же – вместе! Им даже трудно было припомнить, когда им приходилось испытывать подобные чувства. Наверное, это было еще до войны. Но с тех пор, кажется, прошла целая вечность! Думали, в Харбине им повезет, там им удастся побыть вдвоем – куда там! Алексей сутками порой не приходил домой. Аресты в городе следовали за арестами, и нужно было разбираться, кто там из этих арестованных шпион, кто диверсант, а кто просто случайно попавшийся под руку гражданин. Можно было бы, конечно, плюнуть на все, как это делал Жора Бортник, и жить себе в удовольствие. Ну что там со всяким отребьем разбираться? Коль арестовали – значит, за дело. Но Жакову совесть не позволяла пойти на это. Не дай бог, невинная голова ляжет на плаху – потом ведь Алексей до конца жизни себе этого не простит. Вот он и пытался добраться до истины, вот и сидел по ночам в прокуренном кабинете, то допрашивая арестованных, то копаясь в каких-то бумагах. Коль требовалось, мог прямо среди ночи поднять своих помощников и тоже заставить их работать. Дел свалилось на голову много, так что какой там отдых!