Когда зацветет сакура…
Шрифт:
Особенно трудно было подниматься на Восточно-Маньчжурские горы, где каждый шаг стоил огромных усилий, где каждый метр брался с боем. Веревки резали плечи солдат, соль выступала на гимнастерках. Ноги скользили в грязи. А дождь, сильный и нахрапистый, в этот августовский день беспрерывно, безжалостно, свирепо молотил по спинам людей. Грозно шумела тайга, на пути наступавших огнем ощетинились дзоты. Танки, следуя за саперами в сопровождении автоматчиков, прокладывали путь пехоте. А когда они застревали, пехота приходила им на помощь. Чтобы обескровить, напугать, ошеломить врага, с воздуха действия армии прикрывала истребительная авиация. Наступавшим приходилось постоянно преодолевать препятствия, штурмовать огневые точки в железобетонных сооружениях или на труднодоступных
Все это время Нина была рядом с передовой. Медики не успевали тогда разбивать санитарные палатки. Только устроятся – тут же команда: собрать все шмотье и бегом за наступающими войсками.
Где-то впереди был ее Леша, действовавший в составе штурмовой группы. Эти группы тогда создавались стихийно для того, чтобы проделывать бреши в японских УРах. Обычно они состояли из отделения саперов, взвода стрелков, отделения противотанковых ружей, взвода противотанковых орудий, одного-двух танков или самоходно-артиллерийских установок, взвода минометчиков и одного-двух ранцевых огнеметов. Эти группы были хорошо оснащены, в их составе были опытные бойцы, еще недавно громившие фашистов. Это давало им возможность успешно проводить разведывательные операции, блокирование и быстрое разрушение долговременных огневых сооружений противника, что обеспечивало быстрое продвижение советских войск, несмотря на упорное сопротивление врага.
О, эти нескончаемые бои, когда шагу нельзя было ступить, чтобы не напороться на японцев. Только возьмут один укрепрайон – так следующий уже впереди маячит. А дождь все льет, и нет ему конца и края. И грязь кругом, и непроходимая тайга. Поскорее бы все это кончилось! Поскорее…
Очень тяжелыми были бои за Муданьцзян. Этот город, находившийся на пути выхода главных сил фронта в Центральную Маньчжурию, оказался, что называется, крепким орешком. Крупный узел железных и шоссейных дорог, административно-политический центр объединенной провинции Дуньман, он одновременно являлся мощным узлом сопротивления, прикрывавшим Харбинское направление. Здесь, на оборонительных рубежах по рекам Мулинхэ и Муданьцзян, японское командование, стремясь не допустить прорыва советских войск к центральным городам Маньчжурии – Харбину и Гирину, сосредоточило крупные силы – 5-ю армию в составе пяти пехотных дивизий, усиленных артиллерией, и два больших отряда смертников. Подступы к Муданьцзяну прикрывали многочисленные долговременные железобетонные сооружения, насыщенные пулеметами и орудиями различных калибров.
В течение 13 и 14 августа противник усилил на Муданьцзянском направлении свои контрудары и, активно применяя минно-взрывные заграждения, приводившиеся в действие смертниками, пытался задержать наступление советских войск.
Было опасение, что бои за город примут затяжной характер и замедлят наступление ударной группировки войск 1-го Дальневосточного фронта. С выходом в этот район передовых частей Забайкальского фронта произошла перегруппировка сил, и начался бой за Муданьцзян. Первым в прорыв был введен 10-й механизированный корпус, бывший в составе забайкальцев. Советские танкисты сломили сопротивление японцев к юго-востоку от этого города, чем воспользовались стрелковые части, бросившиеся в наступление. Эта тактика танковых таранов, обходов, охватов, окружения опорных пунктов была теперь в ходу. На том же Муданьцзянском направлении танки то и дело таранили оборону противника, расчищая дорогу пехоте и артиллерии. Разгромив один японский опорный пункт, они вместе с десантом пехоты устремлялись к другому. Жакову не раз приходилось участвовать в таких рейдах. Пока танки крушили редуты, десантники, действуя на флангах и в тылу японцев, деморализовали неприятеля, вынуждая его отступать.
С Муданьцзяном вышло не все так просто. Собрав группировку в составе четырех пехотных дивизий, а также охранных, строительных и железнодорожных частей, враг нанес сильный контрудар. Ему удалось оттеснить передовые части русских, но брошенные им на помощь свежие силы выровняли положение. Ожесточенно обороняясь, японцы вновь и вновь переходили в контратаки, и только 16 августа, после шестидневных упорных сражений, Муданьцзян пал. Было много убитых и раненых с обеих сторон, так что работы для военного хирурга капитана Нины Жаковой и ее коллег хватало.
Чего только она не насмотрелась тогда! Что касается убитых и раненых – это дело обычное, но ведь приходилось видеть и нечто другое. Да, фашисты были те еще звери, но, как оказалось, им было далеко до японцев. Не раз случалось, что они учиняли кровавые расправы над попавшими в их руки ранеными русскими бойцами.
Однажды в санбат, где служила Жакова, привезли истерзанное тело солдатика.
– Кто это его так? – ахнула Нина. Многое она повидала на своем коротком веку, но такого еще не приходилось. У парнишки была отрублена одна нога, выколоты глаза, на правом боку была вырезана звезда, разорваны ноздри, содрана кожа с черепа, обожжена нижняя часть туловища…
Оказалось, во время штурма одной из высоток японцам удалось отбить первую атаку русских, которые не успели унести с поля боя раненых. Так и попал тот мальчишка в руки озверевших в своем отчаянии японцев. И когда во время следующей атаки бойцам удалось взять высотку, они обнаружили возле одного из дотов изуродованное тело своего товарища.
Позже Жаковой еще не раз приходилось сталкиваться с подобными вещами. Изуродованные солдатские тела стали делом обычным. Это была месть слабых сильным, знак безнадежности и безысходности. А попросту – неслыханная звериная жестокость.
– Варвары… Какие же они варвары! – принимая все это близко к сердцу, постоянно говорила Нина. – Да как же земля-то держит таких?
А тут новое известие. Когда советские войска дрались за Хоэрмоцзиньский узел сопротивления, под покровом темноты японцы проникли в расположение одной из санитарных рот и зверски замучили врача и двух медсестричек. Изверги вывернули им руки и ноги, изрезали их ножами и искололи штыками. Узнав об этом, Жаков примчался к Нине в санбат. Увидев ее живой и невредимой, вздохнул.
– Будь осторожна, – сказал он ей. – Ведь ты – все, что у меня есть на этом свете…
…А наступление советских войск продолжалось. С каждым днем противник все больше и больше терял силы. Ошеломленные таким напором русских, японцы порой чувствовали себя, словно потерявшиеся в лесу грибники, внезапно столкнувшиеся нос к носу с медведем. Разве они могли предположить, что кто-то сможет взять все эти неприступные с виду УРы? Жили не тужили, зная наперед, что до них никто не доберется, а тут на тебе…
События разворачивались так быстро, что время не поспевало за ними. Сами же бойцы не успевали запоминать названия освобожденных ими населенных пунктов. Муданьцзян, Ванцин, Гирин… Что там еще? Да разве все упомнишь!..
Однако японцы продолжали сопротивляться. На иных рубежах противник не сдавался до тех пор, пока не кончались патроны или в живых не оставалось ни одного солдата. Было много смертников, которые, будучи накрепко прикованы к орудиям, показывали образцы сумасшедшего фанатизма и преданности своему долгу. Бежали редко – сражались до последнего. Даже видавших виды русских бойцов эти обреченные на смерть люди поражали своей стойкостью и дерзостью. Но что могло тогда остановить этот огненный смерч? Нет, не было такой силы, которая бы сдержала натиск этих обреченных на вечную славу людей, освободивших Европу от фашистов и теперь добивавших остатки тех, кто развязал Вторую мировую. И мчались танки, вспарывая воздух рокотом дизелей, и давили гусеницами все, что попадалось на их пути – орудия, бронемашины, людей, – оставляя после себя груды искореженного металла и сотни трупов чужих солдат.