Когда заканчиваются сны

Молотов Михаил

Следующим утром я встретил его на лавочке у входа в музей, похоже, он ждал кого-то. Мы поздоровались, и он предложил мне присесть рядом:

– Присядь, Алекс, не торопись на работу, посмотри, какой прекрасный день начинается.

День и вправду обещал быть хорошим: несмотря на позднюю осень, было тепло и солнечно, почти не было ветра и в это раннее утро было удивительно тихо, и необыкновенно спокойно. Мы поговорили о планах на день, и я спросил его, не будет ли у него времени для личного разговора. Он удивлённо посмотрел на меня и предложил не откладывать наш разговор, а поговорить прямо сейчас.

– Я должен признаться тебе, Алекс, что у меня нет никакого желания

идти сегодня в музей, – сказал Кристиан. – Эти пыльные полки и бесконечные перечни, даже на меня, книжного червя, нагоняют тоску. Такое прекрасное утро! Майя сегодня задержится, а разгильдяй Оттавио раньше девяти и не приходит. Давай ещё посидим и поговорим. Какие у тебя вопросы ко мне?

– Я даже не знаю с чего начать, мысли немного путаются. Я нашёл у себя записи о том, что примерно три года назад переводил какой-то объёмный текст с санскрита, но, что странно, подробностей работы почти не помню. Не мог бы ты прояснить этот вопрос?

– Да, да, что-то такое припоминаю, – как мне показалось, немного уклончиво начал Кристиан. – Действительно, несколько запутанная тогда была ситуация. И ничего удивительного в том, что ты плохо помнишь тот период. Перевод ты сделал великолепный и подготовил отличные комментарии. Но работу пришлось остановить. Я думаю, сейчас можно сказать, у тебя были проблемы со здоровьем, нервное истощение. Я чувствую себя отчасти виноватым в этом: вовремя не заметил, не остановил. Но ты так плодотворно работал, так уверенно и быстро, с таким азартом, пока однажды не потерял сознание и только в клинике пришёл в себя. Мы очень перепугались. Доктора сказали, что всё не так плохо, тебе просто нужен покой и никаких волнений. О переводе той рукописи ты больше не вспоминал, как будто его никогда и не было. Директор предложил тебе длительный отпуск, но ты настаивал на участии в новом, совместном проекте с музеем Калькутты, и он не стал тебе отказывать. Я пытался тебя отговорить, но ты не слушал меня. Мы несколько раз поспорили из-за этого, но ты не изменил своего мнения. И тогда я решил подождать. Вернулся ты через год: загорелый, пышущий здоровьем и полный сил. Вот вроде бы и всё.

Поначалу его рассказ меня немного успокоил, но как только он рассказал о поездке в Индию, мне опять стало тревожно. Эту командировку я помнил, но как-то странно, будто произошла она лет десять назад и провёл я там лишь несколько дней, а ведь я вернулся из неё чуть больше года назад. Именно тогда я познакомился со своей девушкой, теперь уже бывшей.

– А что стало с рукописью и переводом? – спросил я его.

– Сама рукопись, перевод и комментарии к нему, лежат у меня в отделе, в сейфе. Мой тебе совет: оставь эту тему, она больше для нашего архива, чем, даже для самого простого, человеческого любопытства. А что у тебя в руках? Знакомый блокнот. Где я мог его видеть? – спросил Кристиан, обратив внимание на блокнот у меня в руках.

Неожиданно для самого себя я как-то внутренне напрягся и положил блокнот во внутренний карман куртки.

– Похоже, это мой дневник, как раз того периода. Я его случайно нашёл и только начал читать.

– Я понимаю, личный дневник и всё такое, но не мог бы ты показать его мне? – спросил Кристиан, как мне показалось, наигранно безразлично и, несмотря на его мягкую манеру обращения ко мне, услышав эту просьбу, я вновь почувствовал непонятное внутреннее сопротивление, поэтому решил пока не показывать ему содержимое.

– Я только начал его читать и сначала хочу прочитать сам, – ответил я и застегнул куртку, несмотря на то что мне не было холодно.

Кристиан посмотрел немного левее меня и его лицо расплылось в улыбке. Я обернулся и увидел приближающуюся Майю, она тоже улыбалась и приветливо махала рукой. “Не уверен, что мне предстоит прекрасный день, после того, что я только что узнал, – подумал я, – но у них, похоже, всё замечательно”.

После обеда Кристиан и Оттавио уехали на вокзал за посылкой, присланной из нашего музея. Мне же предстояло вместе с Майей осмотреть ещё несколько стеллажей в хранилище. За эти дни мы так сработались, что действовали почти автоматически и разговаривали, не прерывая работы, это не мешало процессу, а монотонная работа не так утомляла. Как обычно, я осматривал предметы на верхних полках, стоя на стремянке, а она осматривала нижние полки и сверяла со списками.

– Майя, ты ведь работаешь в нашем музее дольше меня? – спросил я её, закончив с самой верхней полкой.

– Да, мне повезло, я начала работать в нём ещё будучи студенткой и свою дипломную работу делала тоже в нём, – с гордостью сказала она.

– Скажи, пожалуйста, примерно два года назад у меня были проблемы со здоровьем, и там произошли события, которые я плохо помню, а вот сейчас пытаюсь разобраться. Поможешь мне?

– Конечно помогу, спрашивай.

– Кристиан сказал, что я работал над важным переводом, и у меня случился нервный срыв, и вся эта история закончилась не очень хорошо. Но может ты подкинешь подробностей?

На мгновение она остановилась, посмотрела на меня и, пожав плечами, сказала:

– Почему бы и нет? Надеюсь, тебе это поможет. В тот день в нашем отделе было очень мало сотрудников, все готовились к выставке в основной галерее и работали в постоянном аврале. Именно поэтому мало кто может рассказать тебе, что произошло, пожалуй, только я и Крис. Тогда у тебя случился нервный срыв, видимо, из-за сильного переутомления, как говорил Крис. Я тоже не очень хорошо помню те события, некоторые моменты будто выпали из памяти, должно быть, потому что я очень переволновалась тогда. Позже я расспрашивала Кристиана о подробностях и что послужило причиной, но он лишь отмахнулся и ничего не ответил. Поэтому я расскажу только то, что помню. Ты пришёл в музей какой-то нервный и перевозбуждённый. Насколько я помню, Крис встретил тебя утром в коридоре и спрашивал, что случилось, но ты убежал от него и заперся у себя в кабинете. А уже ближе к вечеру ты буквально ворвался в реставрационный цех рукописей, там была только я и Крис, ты подбежал к нему, протянул ему какие-то папки, стал кричать что-то на санскрите, плакал, падал перед ним на колени. Я была в ужасе, мне показалось, ты был безумен.

Пока она говорила всё это, я стал чувствовать себя не очень хорошо, мне как будто не хватало воздуха. Я слез со стремянки и присел на одну из её ступенек. Майя подошла ко мне и погладила по плечу.

– Я что-то не то сказала? Наверное, мне не стоило этого говорить. Ты только успокойся, всё это длилось не больше пяти минут и никто, кроме нас, этого не видел, а потом ты потерял сознание, и мы вызвали скорую. Как ты себя чувствуешь? – участливо спросила она.

– Я в порядке. Спасибо, Майя, что рассказала. Это очень важно для меня. А что Кристиан?

– Знаешь, он был очень спокоен, когда это произошло. Он не был испуган, как я и не пытался тебя успокоить. Мне показалось, что поначалу он был очень удивлён чему-то, а потом он осторожно взял у тебя из рук папки, положил их рядом на стол и просто смотрел на тебя. Сперва я не понимала, почему он вот так просто стоит и смотрит, но потом, на какое-то мгновение, он посмотрел на меня, и я увидела этот взгляд – взгляд, которым он смотрел на тебя, взгляд полный сочувствия, сострадания и одновременно с этим пронизывающий и глубокий. Ты продолжал говорить, что-то на санскрите, я знаю, он говорит на этом языке прекрасно, но он молчал, изредка удивлённо посматривая в мою сторону, а ты всё говорил и говорил, стоял на коленях перед ним и плакал. А потом он вдруг что-то крикнул тебе, и ты упал в обморок.