Когда закон бессилен
Шрифт:
— Товарищ капитан, — узнав лежащего с окровавленной головой Феоктистова, присел и приложил подрагивающие пальцы к пульсу. Услышав за садом мотор автомобиля, коротко выругался и рванулся туда.
— Подтолкни! — вдавливая педаль газа, дергаясь телом вперед и назад, словно пытаясь помочь ревущему мотору, крикнул крепыш. Лысый, морщась, вышел из машины и стал толкать.
— Стой! — раздался громкий крик из-за высокого, в рост человека, забора. — Стрелять буду!
Подтверждая серьезность заявления, лопнул пистолетный
— Давай! — заорал крепыш. Лысый с пистолетом в руке отчаянно пытался помочь с трудом продвигавшемуся вперед автомобилю. Ему в лицо летели комья мокрой земли.
— Стоять! — перевалившись через забор, парень бросился к машине. Лысый и крепыш одновременно выстрелили. Вскрикнув, парень упал, «жигули» выехали из лужи и резко остановились. На бегу разряжая пистолет в сторону приподнявшегося парня, лысый рванулся к машине. Парень с искаженным болью лицом, поддерживая левой рукой правую с пистолетом, провожая фигуру бегущего стволом, трижды нажал на курок. Подбежавший к задней дверце лысый впечатался в нее всем телом и, раскинув руки, свалился на дорогу, «жигули» рванулись вперед.
— Лежать! — осторожно приподнимаясь, крикнул парень. Волоча правую ногу, подошел к лысому.
— Васька! — послышался быстро приближавшийся мужской голос. — Ты где?
— Здесь, — вполголоса отозвался парень и со стоном опустился на землю. От забора с ломиком в руке тяжело бежал коренастый мужик лет сорока пяти в длинных семейных трусах, в надорванной во время преодолевания забора майке и кирзовых сапогах.
— Что с тобой? — взволнованно спросил он.
— Да так, — простонал парень, — ногу чуть задело.
— Как же это? — встревожился мужик. — Вот мать-то, — отложив ломик и рывком разорвав майку, сказал мужчина, — задаст твоему начальнику. На кой же он тебе пистоль выдал?! Я как увидел возле дома мертвяков, — заматывая ногу сына, проговорил он, — прямиком сюда. Мать-то в слезах вся.
— Игнатьич! — от забора, гулко топая, к ним подбежали пятеро мужчин. Двое с лопатами, один с вилами и двое с топорами. — Где бандюги-то? — оглядываясь по сторонам, в один голос спросили они.
— Васька одного уложил, — с гордостью ответил Игнатьич, — и сам раненый.
Через сад от дома донесся нарастающий женский гомон.
— Собак полно, — рассматривая темнеющие дома деревни в бинокль ночного видения, недовольно отметил Филимон. — А Волошин, похоже, уже дрыхнет. Только бы собаки у него не было. Через сад, минуя деревню, подойдем. Он сейчас, наверное, от каждого шороха вздрагивает, — усмехнулся Хирург.
— А там-то что? — кивнув головой в сторону доносящейся музыки, удивленно спросил Тарзан. — Только похороны, а уже…
— Похороны — горе для знакомых и родных покойника, — спокойно ответил Филимон, — а жизнь продолжается. — Посмотрел на светящийся циферблат часов и улегся на спину. — Через
Трое крепких парней в камуфлированных комбинезонах, сливаясь с охапками разбросанного для просушки сена, неподвижно лежали чуть впереди картофельного поля.
— У него света в окнах нет, — опуская прибор ночного видения, пробормотал старший — мускулистый коренастый парень. — Как только во всех домах погаснет свет, выжидаем полчаса и берем Волошина.
— Ты, может, хоть чего-нибудь поешь? — жалостливо проговорила плотная высокая женщина. — А то ведь…
— Оставь, мать, — хмуро перебил ее дядя Степан. — Видишь, он извелся весь.
— Оно и понятно, — согласилась женщина. — Ведь всего неделю назад жену с дочкой похоронил, а теперича и мать. Изверги, — вдруг всхлипнула она, — бандюги проклятые! Вон в милиционеров стреляли бы. Ан нет, — вздохнула она. — По кой Ксюшу-то вбили? Чем она мешала? — женщина заплакала. ПлеЧи неподвижно сидящего Волошина вздрогнули.
— Ты это, — шепнул Степан, — при нем-то не говори, он ведь и так мается.
Вытирая слезы передником, женщина ушла в другую комнату.
— Ну что же, — деланно зевая, проговорил дядя Степан, — чай, и подрыхнуть треба. Завтра вставать ранехонько. Марья корову проводит, мы и тронемся. Ты давай, Митька, спи.
— Спокойной ночи, дядя Степан, — тихо отозвался Волошин.
Четыре беззвучные тени, мгновенно преодолев освещенную лунным светом деревенскую улицу, нырнули в кусты около невысокого забора из штакетника.
— Его дом? — подстраховался старший.
— Его, — тихим шепотом ответил один из парней.
— Работаем тихо, — предупредил старший. Блеснули лезвия ножей.
Легко перепрыгнув забор, Филимон сразу упал на живот. Рядом улегся Тарзан. Несколько секунд оба лежали неподвижно. Филимон, коротко хлопнув помощника по плечу, метнулся вперед. Тарзан последовал за ним. Почти неразличимыми тенями они, перебегая от яблони к яблоне, приближались к дому. У дверей Тарзан снял плотно прижатый к спине небольшой рюкзак, вынул из него белый балахон и надел его. Филимон навалился на дверь, сунул в появившуюся щель узкую стальную полоску и стал поднимать щеколду. Удовлетворенно кивнул и другой рукой начал осторожно открывать дверь.
— Нет его, — тихо сказал вышедший из небольшой спальни невысокий парень.
— Похоже, его дома вообще нет, — приглушенно сказал другой. Старший грубо, но совершенно беззвучно выматерился. — А где же он? Посмотри на кухне, — шепнул он одному из парней, — может, на печке русской спит. — Парень неслышно вошел в кухню. И пораженно замер: дверь на крыльцо медленно открылась, и в проем боком стало втискиваться что-то большое, трепыхающееся, белое. Перейдя порог, остановилось. По бокам у него белыми мягкими волнами опускались и поднимались то ли крылья, то ли еще что-то.