Когда закончится декабрь…
Шрифт:
– Ты добрая, – Матвейка схватил ее ладонь и прижался к ней щекой. – Ты собаку спасла, папу моего спасла. Ты всех спасаешь?
Нина, собирая посуду со стола, глянула на Глафиру.
– Ну, все. Теперь вы у Матвейки герой дня. Он так собак любит, что всех на улице готов перецеловать.
Глаша встала из-за стола.
– Простите, мне давно пора. Я хочу такси вызвать.
– Этого еще не хватало, – Семен Николаевич предупредительно поднял руку. – Никакого такси! Мой водитель вас отвезет. Сейчас он подаст машину, минут через пять, – он глянул на
– Ага, – Матвейка благодарно обнял деда за шею. – А ты увидел, что она такая же, как я?
– Да? – мужчина внимательно посмотрел на внука. – Что ты имеешь в виду?
– Ну, вот же! Смотри на волосы, – Матвейка сердито указал пальцем на свои волосы.
Семен Николаевич задумчиво перевел взгляд на Глафиру, усмехнулся, ласково погладил внука по голове.
– Да. Вижу, наша гостья такая же рыжая, как и ты, милый мой. А рыжие люди, говорят, особенные.
– Да-да, – подхватила Нина, вытирая полотенцем вымытую посуду. – Их солнышко поцеловало. Есть даже легенда такая, что каждый рыжий человек – это лучик солнца, оживший и несущий в мир свет и добро. А веснушки – это солнечные зайчики. Все рыжие люди – дети солнца.
– Ого, – Семен Николаевич засмеялся, – значит, ты, Матвейка, – солнечный зайчик!
По дороге домой Глафира задумчиво глядела в окно.
День пролетел. Обычный и необычный. Долгий и короткий. Такой странный, наполненный волнениями, новыми знакомствами и удивительными событиями.
Глаша, сидя на заднем сидении большой машины, с тихой улыбкой вспомнила, как в прихожую приковылял после осмотра Павел и, узнав, что она уезжает, взял с Глаши слово не пропадать. Он потребовал ее номер телефона.
– Должен же я знать, как вы доехали. Правда, Дмитрий отличный водитель, но все-таки я должен быть в курсе. Обещаете позвонить?
Матвейка, видя, что гостья, несмотря на его уговоры, все же их покидает, вдруг расплакался.
Обнимая Глафиру за плечи, он уткнулся мокрым носом ей в шею и все просил:
– Оставайся с нами, Глаша! Ну, оставайся!
Семен Николаевич, ухмыльнувшись, жестко выдохнул:
– Хватит, Матвей! Будь мужчиной. Прекращай рыдать! Пойдем спать укладываться. Иди за мной, быстро!
Глаша ехала долго. Темнота быстро сгущалась и бесформенными чернильными кляксами опускалась на мокрую дорогу. В машине было тепло и уютно, негромко звучала музыка, за окном шел снег. Редкие, но замысловатые, словно вырезанные из белоснежной бумаги, снежинки легко кружились, медленно падали на землю, на стекло машины, на деревья, стоящие у дороги, будто бдительные часовые.
Тишина и густая тьма царствовали повсюду. И только свист ветра да хруст веток, случайно оказавшихся под колесами, нарушали спокойствие Глаши и ее невольное уединение. Ни редкие встречные машины, ни звуки музыки, ни постукивание щеток по стеклу не мешали ее внутреннему покою и равновесию. Этой нечаянной гармонии, которая возникает только когда душа обретает счастье…
Глава 11
Евгения
Евгения точно помнила, что такая отрешенность была у Глафиры после смерти бабушки, после расставания с Глебом и после выпускного вечера в школе. Подруга затихала, словно сосредоточивалась, концентрировалась, собиралась с духом, выбирала дальнейший путь и способ существования. Она не разговаривала, молчала целыми сутками, ела много сладкого и не брала трубку телефона.
Женьке все это не нравилось. Во-первых, она переживала за свою взбалмошную подругу, во-вторых, хотела быть в курсе всех ее дел, и, в-третьих, считала, что Глаша, по доброте душевной своей, не умела за себя постоять. И явно осознавала, что никто, кроме нее, Глафиру не защитит.
Евгения видела, что после неожиданного случая у входа в известный торговый центр Глафира присмирела. Она все время о чем-то думала, отвлекалась от разговоров, долго гуляла по улицам со своей собакой Федором. На все расспросы Женьки она лишь пожимала плечами и загадочно улыбалась, чем сразу выводила подругу из себя.
– Что ты молчишь? – нервничала Евгения. – Что с тобой случилось там, за городом?
– Ничего, – отводила глаза Глаша.
– Как ничего? Отчего ж ты все время грустишь?
– Не грущу я, не выдумывай.
Прошел день, два, три… Прошла неделя. И тогда Евгения, как обычно, пошла в наступление. С утра она, сговорившись с Глашиной мамой, заехала за подругой, когда та еще спала. Ничего не понимая, Глафира села в пижаме на кровати, сонно потирая глаза.
– Ты спятила, Женька? Что ты там еще выдумала? Дай выспаться!
– Вставай, лежебока, – Евгения безжалостно потянула ее с кровати. – Иди умывайся. Но косметикой не пользуйся!
– Почему это? – Глаша подозрительно прищурилась. – Мы в баню, что ли поедем?
– Нет, – ухмыльнулась довольная подруга, – не в баню.
– А куда?
– В салон.
– Зачем? – насторожилась Глаша.
– Я решила, что сегодняшний день мы посвятим тебе!
– Как это? Что значит, посвятим?
– А вот так, – захохотала Евгения. – Будем поднимать тебе настроение, приводить тебя в чувство, украшать и одевать.
– О, боже, – ужаснулась Глаша, – только не это! Я остаюсь дома!
– Ну, уж нет, – Евгения оглянулась на свою сообщницу, маму Глаши, и подмигнула ей, призывая на помощь.
Вера Павловна сразу кинулась в бой:
– Конечно, Глашенька, сходите, погуляйте, развейтесь…
– Мама, да от чего отдыхать? У меня полно дел, и мой единственный выходной я не хочу провести в салоне!
– Ну, все, хватит сопротивляться, – Женька подтолкнула подругу к ванной. – Давай, быстро!
Схватившись за голову, Глаша застонала, но все-таки встала с кровати, собралась и, тихо покряхтывая, потащилась за Евгенией.