Когда закроется священный наш кабак
Шрифт:
— У тебя есть черный пояс по карате?
— У меня есть пояс, милый, и он подходит по цвету к моей сумочке. Нет, я смогла бы защитить себя с помощью вот этого. Дай мне минуту, и я все тебе покажу.
К софе примыкала пара модерновых матово-черных тумбочек. Она наклонилась, чтобы достать что-то из ящика тумбочки, которая стояла рядом со мной. Для этого ей пришлось растянуться на моем бедре. Моему взгляду открылась полоска золотистой кожи между бриджами и краем зеленой блузки. Я положил на нее руку.
— Подожди, Мэтью! А то я забуду, что ищу.
— Ну и хорошо.
— Нет,
Она села, держа в руке пистолет. Он был такого же матово-черного цвета, как и тумбочки. Револьвер, и, по-моему, тридцать второго калибра. Маленькая пушка, вся черная, одноствольная.
— Может, ты его уберешь? — предложил я.
— Я знаю, как нужно обращаться с оружием, — ответила Кэролин. — Я выросла в доме, полном оружия. Винтовки, дробовики, пистолеты. Мой отец и братья увлекались охотой. На куропаток, фазанов, уток. Я знаю об оружии все.
— Он заряжен?
— Какой от него было бы прок, если бы он не был заряжен, верно? Тогда невозможно нацелить его на грабителя и сказать: «бах». Он зарядил его, прежде чем отдать мне.
— Его тебе дал Томми?
— Угу. — Она держала револьвер в вытянутой руке и осматривала комнату в поисках воображаемого грабителя. — Бах! Он не оставил мне запасных патронов, только те, которыми он заряжен. Так что если мне придется выстрелить в грабителя, то потом нужно будет попросить купить мне еще пуль.
— Зачем он дал его тебе?
— Да уж не для того, чтобы на уток охотиться, — она рассмеялась. — Для защиты. Я сказала ему, что мне иногда бывает страшно, как любой одинокой девушке в этом городе. И однажды он принес мне эту пушку. Он сказал, что купил револьвер для нее, чтобы она могла себя защитить, но она не захотела, даже в руки не взяла.
Кэролин замолчала и рассмеялась.
— Что смешного?
— Да то, что они все говорят: «Моя жена даже не хочет взять его в руки». У меня грязные мысли, Мэтью.
— В этом нет ничего особенного.
— Я говорила тебе, что бурбон подлый. Он выпускает из тебя чудовище. Можешь меня поцеловать?
— А ты можешь убрать пистолет?
— Ты не хочешь целовать женщину с оружием в руке? — Она перекатилась налево и убрала револьвер в ящик тумбочки. — Я всегда держу его в прикроватной тумбочке, чтобы был под рукой, если неожиданно понадобится. Этот диван раскладывается в большую кровать.
— Я тебе не верю.
— Не веришь? Давай я тебе докажу.
— Тебе стоит попробовать.
А потом мы занялись тем, чем занимаются все взрослые, когда остаются вдвоем. Софа была разложена, и мы лежали на ней с выключенным светом, в комнате горели только несколько свечек, стоящих в оплетенных соломой винных бутылках. Из динамиков музыкального центра лилась музыка какой-то FM-станции. У Кэролин было прекрасное тело, нетерпеливый рот и совершенная кожа. Она издавала восторженные звуки, умело двигалась и в конце закричала.
Потом мы поболтали, выпили еще немного бурбона, и вскоре она уснула. Я накрыл ее простыней и легким одеялом. Я тоже мог бы лечь спать, но вместо этого оделся и пошел домой. Потому что кто в здравом уме захочет увидеть Мэтта Скаддера ранним утром?
По пути домой я остановился около небольшого сирийского гастронома и взял пару бутылочек светлого пива «Молсон Эль». Поднявшись к себе в комнату, я уселся с ногами на подоконник и выпил одну бутылку.
Я думал о Тиллари. Где он сейчас? В том доме, где она умерла? Остался с друзьями или родственниками?
Он был в баре или в постели с Кэролин, когда убивали его жену. Интересно, он думает обо всем этом? Думает ли он об этом?
Неожиданно мои мысли переключились на Аниту — она сейчас в Сайоссете с мальчишками. Я почувствовал, что боюсь за нее, представил, что она в опасности, что она в ужасе отступает назад. Я понимал, что мой страх необоснован, а через некоторое время понял, откуда он возник. Я принес его с собой, он пристал ко мне вместе с духами Кэролин Читэм. Я принес с собой чувство вины Томми Тиллари.
Да пошло все к черту! Мне его вина не нужна. У меня своей в избытке.
Глава 6
Выходные прошли спокойно. Я разговаривал со своими сыновьями, но ко мне они не приезжали. В субботу днем я заработал сотню баксов, сопровождая своего приятеля в антикварный магазин, находящийся в квартале от «Армстронга». Мы доехали на такси до 74-й улицы на востоке, где забрали его одежду и прочие пожитки из квартиры его бывшего любовника. Любовник имел пятнадцать — двадцать лишних килограммов весу и отличался злобностью и стервозностью.
— Поверить не могу, Джералд, — сказал он. — Ты действительно пришел сюда с охраной или это моя замена на лето? В любом случае, я даже не знаю, льстит мне это или оскорбляет.
— О, уверен, ты разберешься в своих чувствах, — ответил ему Джералд.
Когда мы ехали на такси обратно в западную часть города, Джералд сказал:
— Я действительно любил эту сволочь, Мэтью. И пусть я буду проклят, если знаю, за что любил. Спасибо тебе, Мэтью. Я мог бы, конечно, нанять какого-нибудь проходимца за пять долларов в час, но ты — это совсем другое дело. Помнишь, с какой поспешностью он вспомнил, что лампа Генделя — его? Черта с два она его. Когда я с ним познакомился, он вообще не знал о Генделе: ни о лампе, ни о композиторе. Все, что он знал, это как нужно торговаться. Ты знаешь это слово — «торговаться?» Это значит сбивать цену, ну, как если бы я попытался заплатить тебе пятьдесят долларов вместо тех ста, о которых мы договорились. Я шучу. Я тебе заплачу все сто долларов, ты их стоишь.
В воскресенье вечером Бобби Русландер нашел меня у Армстронга. Он сказал, что меня ищет Скип, который сейчас в «Мисс Китти». Скип просил, если будет время, заглянуть к нему туда. Время у меня было, и Бобби прошелся туда вместе со мной.
На улице стало немного прохладнее, самая сильная жара была в субботу, потом прошел легкий дождь и немного освежил улицы. Пока мы стояли на пешеходном переходе и ждали зеленого сигнала светофора, мимо нас проехала пожарная машина. Когда звук сирены стих вдали, Бобби сказал: