Когда завидуют мертвым

Цормудян Сурен Сейранович

Раздался скрежет и сильный удар.

Николай понял, что луноход снова подпрыгнул. Но вместо очередного удара пола по ногам резко врезала стена. Васнецов со всей силы вжал космонавта в сиденье, не давая ему упасть. Сбоку зашелестел картой и матерился Людоед. Его повело куда-то в сторону.

— Гусеницу порвало! — завопил Сквернослов.

Николай понял, что машина больше не едет, а с невероятной скоростью куда-то кувыркается. Вот он заметил, как в него летит его же автомат. «Что ж я его не закрепил?» — подумал Васнецов, и сильный удар прикладом в лоб прервал его размышления.

29

Письма

Луноход лежал на боку. Всего в двадцати шагах от столкнувшихся поездов. Благо что в наборе

инструментов, которые путешественники прихватили с собой в Надеждинске, была и ручная лебедка. Шансы поставить машину «на ноги» были большие. Однако перед этим было необходимо произвести ремонт левой гусеницы, два трака которой рассыпались от удара по массивному куску гранита, оказавшемуся на пути под тонким слоем снега. Производить ремонтные работы ночью было сопряжено с определенными трудностями и риском. Но если с темнотой можно было справиться при помощи фонарей и переноски, подключенной к бортовой электросети лунохода, то нападение зверей могло осложнить и так не простую ситуацию. Но вскоре стало ясно, что эта местность совсем необитаема. Никаких следов на снегу после тщательного осмотра найти не удалось. Никаких нор. Ничего живого. Отчего животные сторонятся этих краев, стало ясно около полуночи. Когда всем путникам стало очень трудно дышать. Стелящийся туман и ленивый ветер покрыли все вокруг шалью углекислого газа, сочащегося из котловины и разломов в районе гейзеров. К счастью, ветер вскоре усилился и стал дуть под другим углом. Пусть и стало холодней, но углекислоту начало гнать в другую сторону и угроза задохнуться миновала. Теперь можно было покинуть аварийную машину…

Васнецов подбросил еще пачку конвертов с письмами в костер, который разожгли Варяг и Людоед во втором почтовом вагоне, который был практически пуст. Сделав из трубы локомотива нехитрый дымоотвод, они притащили две вязанки дров, что были припасены в луноходе на всякий случай. Костер был необходим, чтобы Юрий не замерз. Пока шел ремонт машины, после которого необходимо было ее опрокинуть и привести в нормальное положение, было решено поместить раненого космонавта сюда. Васнецову, поскольку он и сам пострадал от удара по голове собственным оружием, было велено в ремонт лунохода не вмешиваться, а следить за костром в этом вагоне и присматривать за Юрием.

Он осторожно потрогал ноющий лоб, замотанный бинтом. Бинт был теплый и липкий от пропитавшей его крови. Николай осторожно, чтобы не провоцировать новых болезненных ощущений, повернул голову и взглянул на Алексеева. Тот лежал с закрытыми глазами на тех самых матрацах, что недавно извлек из вагона Людоед. Снаружи слышались стуки и позвякивание инструментов. Полным ходом шел ремонт. У машины оставались Крест и Яхонтов. Только их голоса были слышны. Славику, судя по всему, велели прочесать все вагоны и собрать оттуда все деревянное, что может гореть. Офицеры только и говорили, что о той загадочной котловине, продолжая спорить о том, что ее могло породить. И если это был сверхмощный взрыв, то поезда, скорее всего, должны были полностью сгореть. Но следы горения обнаружены лишь на столкнувшихся локомотивах и на двух вагонах военного состава. И причиной этого пожара было само столкновение, но не тепловое воздействие термоядерного взрыва. И тогда, если поезда появились тут после взрыва, то могли ли уцелеть пути, учитывая, что эта жуткая воронка находится менее чем в десяти километрах от места крушения? Спорили они долго и горячо. У каждого находились веские доводы в пользу той или иной версии, но поставить точку они так и не могли. Так и осталось загадкой, что послужило причиной появления этой котловины и что происходит на ее дне. Варяг и Илья так и продолжали бы свой спор, но послышался хруст снега от шагов и голос Сквернослова:

— Вот. Проверяйте…

Затем характерный звук падающей охапки деревянных реек и брусков. Да. Конечно. Все надо было проверить дозиметром, прежде чем кидать в огонь. Николай хорошо помнил занятия

по выживанию, что проводили с ними в родном Надеждинске. Он знал о дозах радиации. О рентгенах и микрорентгенах. Знал, чем чреваты определенные дозы этих самых рентген. Понимал он и то, что со временем приставка «микро» практически исчезла из лексикона. По привычке. Ведь в первые годы не было никаких «микро». Были рентгены. Бешеные. Беспощадные… Убийственное излучение. В почве, в растениях, в дожде, в могилах умерших от лучевой болезни. Практически всюду… Радиации с той поры стало много меньше, но микрорентгены так и называли — рентгены. Более старшие люди, особенно преподаватели, иногда отмечали, что в лексиконе человека произошли пусть не всегда заметные, но четко характеризующие новые условия жизни изменения. Даже это московское слово «ядрена» было чем-то особенным. Мало кто помнил, что это слово когда-то означало. Но теперь в этом коротком и неуклюжем наборе букв было зажато все то, что произошло всего за несколько летних дней двадцать лет тому назад. По всему миру…

Николай достал из рюкзака плюшевого мишку и разгладил полинявший и давно осыпавшийся ворс. Посмотрел в его грустные пластмассовые глазки. Сколько в нем рентген? Дозиметры были лишь у Варяга и Людоеда. Попросить их произвести замеры… Так ведь на смех поднимут. Глупо, конечно. Глупо, если исходить из соображений разума. А с чувствами что? Эта неживая игрушка в один миг стала для него родной, и отказываться… выбросить… От одной этой мысли стало ныть сердце.

— Что же с хозяином твоим? Или хозяйкой… — вздохнул Васнецов и прижал к себе медвежонка. — Ну и пусть ты радиоактивный. Ну и пусть…

Вдруг лист железа отогнулся и в вагон вошел Людоед. Он свалил перед собой охапку реек и кусков фанеры. Отряхнулся и взглянул на Николая. Почему-то именно ему надо было занести дрова. Хотя собирал их Славик.

Васнецов вдруг остро ощутил, как глупо он выглядит. Но еще глупее было бы сейчас прятать медвежонка и вести себя как нашкодивший подросток. Пусть смеется. Плевать. Хотя в глубине души Николай восхищался Людоедом, даже когда совершенно не принимал его противоречивые и жестокие поступки. И слышать насмешки от человека, которого уважаешь, особенно больно.

Крест не смеялся. Он молча посмотрел на плюшевого медведя. Затем прямо в глаза Николая.

— Как голова? — спросил он, кивнув и бросив мимолетный взгляд на лежащего Юрия.

— Полегче.

— Хорошо, — кивнул Людоед и снова посмотрел на медвежонка. — Решил его забрать?

— Я… Илья… просто…

Николай не знал, что ответить, и чувствовал, что сейчас Крест наконец разразится хохотом и позовет остальных поглядеть на эту нелепую сцену.

— Не надо оправдываться, — нахмурился вдруг Илья. — Я все понимаю. Если ты будешь искать оправданий, то обидишь его.

— Кого? — удивился Васнецов.

— Медвежонка.

Крест говорил совершенно серьезно, и это обескураживало. Именно такой реакции Николай никак не ожидал.

— Илья… У тебя дозиметр с собой? — тихо спросил он.

— Да. — Крест кивнул. — Давай его сюда.

Он без лишних слов понял, что хотел от него Николай.

Васнецов протянул медвежонка. Илья принял его очень осторожно. Замерив уровень радиации, он улыбнулся и вернул игрушку Николаю.

— Норма.

— Спасибо. — От волнения голос Васнецова стал хриплым. — Спасибо тебе, Илья.

— Да не за что. Кстати, у него скоро лапа отвалится. — Людоед достал из кармана шинели тряпичный сверток и протянул его. — Держи. Тут нитки и иголка. Пришей.

— Спасибо.

Больше Николай ничего не мог сказать. Он чувствовал, что сейчас расплачется. Но в этот момент в вагон вошел Сквернослов.

— Крест! Ну где ты пропал? Варяг там матюгается вовсю, — сказал Вячеслав и вдруг уставился на своего младшего брата. — Опа! — усмехнулся он. — Коль, ну ты даешь. Это что такое… Головой сильно тюкнулся? — Он перешел на смех. — Ну детский сад, ей-богу!