Когда завидуют мертвым
Шрифт:
Васнецов растерянно посмотрел на Людоеда. Тот прищурился, жуя кончик черного уса. Он иронично посмотрел на Сквернослова, затем перевел взгляд на Николая и поднял бровь. Он ждал реакции Николая.
— И что ты смешного увидел, Славик? Отчего над Аленкой не смеялся, которая старше меня, но в куклы до смерти играла? — резко ответил Васнецов.
Сквернослов побагровел, нахмурился и сжал кулаки.
— Чего молчишь? — Неожиданно и резко Крест хлопнул Вячеслава по спине. — Тебе очень дельный вопрос задали. Ну?
Сквернослов молча посмотрел на Людоеда.
— Нечего сказать? Ну, так я скажу, дружок. Когда рядом старший брат, который, может, и питает к младшему любовь, но камуфлирует сантименты под постоянными насмешками и глупыми и часто неуместными шутками, то становится обидно. Когда рядом старший наставник, который дошел до того, что избил руками и ногами, пусть и за реальный проступок, но нереально больно, становится горько. Когда рядом умирающий товарищ, которому не можешь ничем помочь, становится стыдно. А когда еще и рядом злой
— Да вы вообще шуток не понимаете, что ли?! — воскликнул Сквернослов.
— Только если им время и место. А пока захлопни пасть и пошли работать.
Людоед подтолкнул Славика к выходу и пошел следом.
— Ну, вы даете ребята! — взмахнул руками Сквернослов и покинул вагон.
— Ахиллес! — воскликнул Николай осипшим голосом, торопясь, пока Крест не вышел.
Тот обернулся. Такого обращения, судя по удивленному взгляду, он не ожидал.
— Что, блаженный?
— Я не считаю тебя злым морлоком.
Тот задумчиво покачал головой и, глядя в пол, ответил:
— Но я такой и есть. — И он ушел.
Николай крепко прижал к себе медвежонка и, уткнувшись в него лицом, зарыдал. Горько и отчаянно. Он оплакивал потерянное в дыму ядерного пожарища детство, о котором напомнила эта игрушка. Оплакивал мать, чьей ласки ему всегда не хватало. Оплакивал миллионы людей, которых не стало в один миг. И среди которых, возможно, был тот ребенок, который когда-то радовался покупке родителями этого медвежонка. Оплакивал Аленку с улицы Советской, о которой так неделикатно напомнил названому брату. Оплакивал Рану, которая тоже лишилась детства еще до рождения, а потом и жизни лишилась из-за его рокового выстрела. Оплакивал молоденькую безымянную людоедку, которая не знала ничего, кроме потакания грязным желаниям своих клиентов и хозяев, и которая сгорела по прихоти Людоеда. Оплакивал девицу, которую сожрали заживо морлоки и которую он не смог спасти. Участкового Дыбецкого и его семью… Конфедератских ребятишек, собиравших в бою опустевшие автоматные рожки… Андрея и Ульяну… И никого роднее, ближе и живее, чем этот плюшевый мишка, для него не было сейчас. Но в этих слезах горя и безысходности несколько капель были радостными. От той затерявшейся в боли радости, которую подарил ему Людоед своим участием и пониманием…
…Здравствуйте. Данным письмом спешу сообщить, что, на мой взгляд, Вы (уж простите за дерзость) не в полной мере владеете обстановкой. Текст данного письма я продублировал и электронной почтой. Хотя гложут меня сильные сомнения, что если и не затеряется и это письмо и то, что я отправил по электронной почте, в Вашем секретариате, то некоторые люди, перебирающие Вашу почту, уж точно застопорят его. И хуже всего, натравят на меня, извините за такую формулировку узаконенных опричников, коим никакие законы не писаны. Надеюсь, что принятые мною меры предосторожности позволят все-таки мне избежать больших неприятностей. Но моя боль и обида за нашу державу заставляют меня сделать данный шаг. Несмотря на то, что это может повлечь угрозу моей жизни или Вы просто сочтете меня за сумасшедшего, если прочтете его.
Вот несколько тезисов, которые я хочу изложить. Для начала хочу сказать, что, чего уж греха таить, в Вашем окружении достаточно лизоблюдов и подхалимов, которые будут рапортовать Вам об успехах. О небывалом подъеме. О том, что все мы идем правильным путем. Стоит включить главные каналы на телевидении, и сплошь одни успехи и благодать, за исключением постоянных пожаров в домах престарелых и прочих интернатах. Вы, несмотря на занимаемый Вами высокий пост, всего лишь простой смертный человек и не можете объять необъятное. Вам лгут. Вам затуманивают взор показухой. Ибо куда бы Вы ни поехали, там за считаные дни перед Вашим приездом кладут новый асфальт, красят стены и дома, а военным даже дают на время новую форму. Но только голос адекватного представителя простого люда может пробиться сквозь толщу победных реляций (если, конечно, он действительно может пробиться) и донести Вам некоторые факты, которые несколько разнятся с тем, что Вам говорят Ваши подчиненные.
Первое. Вы очень много и красиво говорили о борьбе с коррупцией. Может, результаты и не могут иметь место так скоро, но Вы-то должны понимать, что это настоящая и безжалостная борьба. И каждый день этой борьбы, в котором Ваш крестовый поход на коррупционеров не приносит никаких результатов, наносит огромный урон нашей стране. Взять, к примеру, мэра нашего маленького городка П. У нас каждый дворник знает, что выиграл он выборы подтасовкой бюллетеней. У него административный ресурс, поскольку он член правящей партии. У него возможности подкупа, поскольку он бизнесмен и, уж чего греха таить, вор. Он снабдил неблагополучные районы нашего города и городского округа водкой, и спившиеся в силу общего упадка общества субъекты отдали ему свои голоса. Он пообещал командирам частей содействие в улучшении жилищных условий, и те обеспечили голосование солдатами в его пользу. А солдаты из разных регионов страны. Им, честно говоря, наплевать, за кого отдавать голос, поскольку им тут не жить. Явка избирателей в провинциальных городках, где нет никакой культурной
— Нет, — пробормотал Николай и, скомкав письмо, швырнул его в костер. — Что толку теперь. Нормально или нет… Не то донос, не то крик души чей-то…
Васнецов разорвал еще один конверт и бросил его в огонь, оставив в руках бумажку с текстом.
…Здорово, Баклан! Пишет тебе, если ты еще не допер, Димка Вандал. Охрененный тебе армейский привет, шкера ты зачуханная! Как сам? Как Толик, Жбан, Валет и Димедрол? Все по подвалам отдупляетесь? А я вам вот что скажу. Харэ повестками задницу подтирать. Идите в армию. Тут клево! На вафла отвечаю!
Кстати, передай Валету, что у нас в армии слово «валет» означает типа тупой лох! Так ему и передай! Никакой дедовщины тут нет. Все это выгон. Главное, мужиком быть, а не петушком. Я вот с учебки в часть приехал, захожу в казарму. Там типа перцы на койках лежат в дневное время. Трое. Я громко так говорю: «Кто тут основной дед?» Встает так лениво лошара один. Подходит, мизинцем, падла, в зубе ковыряется. Смотрит на меня что на хамно и отвечает: «Ну, типа я. А те чо?» А ему сходу в морду. Теперь, говорю, я тут основной. Носки мне постирай, высерок!..
— Тьфу ты. Славику бы понравилось это письмо. — Николай отправил и его в костер. — Что там дальше?
…Здравствуйте, дорогие родители. Как там у вас дела? К сожалению, мы не сможем приехать к вам в июле, как обещали. Цены на билеты снова выросли. Того, что нам удалось скопить, хватит теперь только в одну сторону…
…Привет, сестренка. Очень рад, что ты нашла достойного парня. Увы. На свадьбу приехать мне не судьба. Отпуска зарубили опять. Контрактников даже за пределы гарнизона теперь не выпускают. Расторгнуть контракт пока не получается. Сказали, что неустойку большую платить придется. Хотя все это словоблудие о престижности службы запарило капитально. Платят более чем в два раза меньше, чем обещали. Многие хотят расторгнуть контракт. Несколько ребят из батальона вообще уехали в отпуск и не вернулись. Забили на службу. На них дело уголовное завели. Платили бы нормально, так и не было бы такого. Прости, сестренка. Не смогу на твоей свадьбе погулять…