Когда завидуют мертвым
Шрифт:
— А тут вижу, ты идешь, — продолжала она. — И ловлю твой взгляд. Я чуть в обморок не рухнула. У тебя его глаза. Ну, в точности. Такой же пронзительный черный взгляд. Вроде как звериное что-то в нем. Но такая глубина в нем, если присмотреться. Глубина, ум и печаль какая-то. Надо же, думаю, как похож…
Левая рука задрожала и нащупала спинку кровати. Васнецов медленно на нее сел. Он вдруг представил себе огромного сильного великана. Умный и добрый… И такие же, как у него, Николая, глаза. Он очень хорошо себе представил этого человека. Прошло семь лет, но он его помнил. Ведь он всегда бережно хранил его фотографию. Это был его отец.
— Как его звали? —
— Так в том-то и дело! — воскликнула Лера. — В том-то все и дело! Я чего так удивилась, когда ты сказал, что тебя Николаем зовут! Его ведь тоже так звали. Дядька Колька, я его называла!
— Фамилия… — прохрипел он.
Он вдруг вспомнил последнее утро в Надеждинске. Тогда Варяг обругал их сильно за скандал, который устроил на посту Славик. Они так и не успели собрать личные вещи. Взяли только оружие. И все это время не покидала Николая мысль, что он забыл что-то важное. Но в суматохе их путешествия это как-то померкло и почти вылетело из головы. Но теперь он понял, что он забыл. Фотографию отца. Возьми он ее с собой тогда, то стоило лишь показать ее Лере. И ответ был очевиден. Она обязательно сказала бы: «Да, это он».
— Я не знаю, какая у него была фамилия. — Девушка пожала плечами и уставилась на гостя. — Чего это с тобой? На тебе лица нет. Тебе плохо?
— А откуда он?
— Да издалека… Что-то… Надежда… Что-то такое. Да не помню я…
— Надеждинск! — Васнецов вдруг вскочил. — Надеждинск! Ну, вспомни! И он бывший десантник! Майор!
— Ты чего это кричишь? — Она опешила. — И чего ты… Откуда ты знаешь? Он в самом деле майор ВДВ в прошлом…
— Это мой отец! — Николай схватил ее за руки. — Лера! Это мой отец! Он пропал семь лет назад! Ушел в поход и не вернулся больше!
— Правда? — Она с недоверием посмотрела в его глаза.
— Где он сейчас?!
— Я не знаю. Он же ушел тогда, и все. Больше никто ничего о нем не слышал.
— Куда ушел?!
— В горы. Он сказал, что должен найти Аркаим этот. Тут все его отговаривали. Говорили, что если этот город и существует на самом деле, то он оккупирован молохитами. Что идти туда — это смерть. А он и сказал, что любая жизнь — это смерть, только отложенная на черный день… Коля, отпусти, ты мне больно делаешь…
— В чем дело!
Этот разгневанный возглас за спиной заставил Николая резко развернуться.
На пороге стоял молодой человек, Лет двадцати шести или около того. В теплом военном комбинезоне, на котором еще не растаял снег, налипший от метели. Он свирепо смотрел на Васнецова и то и дело переводил взгляд на Леру.
— Иван? — удивленно проговорила девушка. — Вы же в Иерихон ушли…
— Да, ушли, — буквально прорычал тот. — Но метель настигла. Вернулись. Как видно, не зря метель нам все планы спутала. Значит, пока я в деле, ты тут шашни с этим уродом крутишь?
— Перестань, Ваня, это не то, что ты думаешь, — ответила Лера.
— Не то что я думаю? — зло усмехнулся Иван. — А что тут вообще думать? Зайди я на десять минут позже, то имел бы счастье видеть, как он уже тебе вставляет, ага?
— Да как ты вообще можешь такое говорить своей девушке? — пробормотал Николай.
Он был подавлен. У нее, оказывается, есть парень. Конечно, есть парень. Она ведь такая красивая, что просто не может быть одна. Не то что изуродованная Рана… А у красивой Леры есть парень. Да еще с таким скотским выражением лица. Ну конечно, Людоед ведь говорил, что женщины любят сволочей. Обидно-то как…
— Ты вообще, задрот, пасть свою поганую закрой. Ты что,
— Иван, прекрати! Это сын дяди Коли! Я же рассказывала тебе когда-то!
— Заткнись, — рявкнул Иван. — Я с тобой, сучкой, позже поговорю!
Молодой человек отлетел назад и с силой ударился о железную стену возле двери. Сполз и, прикрывая лицо, по которому растекалась кровь, испуганно смотрел на Николая, который еще держал перед собой сжатый кулак, отбросивший обидчика. Спесь и агрессия у вошедшего сменились сильным испугом. Васнецов чувствовал дрожь во всем теле и непреодолимую тягу растоптать этого, теперь уже жалкого человечишку. Мимолетный взгляд на неровный кусок зеркала, висящего в углу над упавшим Иваном, позволил Николаю заметить, что у него теперь вовсе не отцовские глаза. Это были черные глаза морлока. Не реагирующие на свет и не знающие сострадания. Возможно, этого каннибальского взгляда так испугался Иван? Васнецов навалился на поверженного противника и яростно зашипел:
— Я, Николай Васнецов, сын Николая Васнецова. Майора ВДВ! Кавалера Георгиевского креста и ордена Мужества! Почетного искателя! На меня возложена величайшая в истории миссия! От меня зависят все ваши жалкие жизни! Неужели ты, говно, думаешь, что можешь стоять у меня на пути!!!
— Лерка, что за херня тут происходит? — жалобно проскулил Иван.
— Ты что творишь?! — воскликнула Лера и, с силой вытолкнув Васнецова за дверь, прильнула к своему парню. — Ваня, Ванечка, прости… прости меня… — Она целовала его рассеченную и сочащуюся кровью скулу. — Милый, тебе больно?..
Николай с презрением посмотрел на нее. Захотелось наступить тяжелым армейским ботинком ей на голову и почувствовать, как хрустит под каблуком череп. Но… он бросился прочь. Удалялся торопливым шагом и отчаянно себя ругал: «Все правильно. Все, блин, правильно. Он ее парень. Она, конечно, его любит. А я дурак… Дурак! Дурак!!! Заступился… Черт тебя дери… На хрена? Чего ради?..»
Старик дядя Петя сидел на своем стуле, возле большого железного ящика и ведущей наружу двери. Руки свисали вдоль тела. Голова запрокинута. Рот открыт. И изо рта изрыгался отвратительный по своей интенсивности и громкости храп.
— Вообще-то у нас в Надеждинске за сон на посту сутки потом дерьмо в уборных месят, — пробормотал Николай, глядя на этого старика.
Он подошел к двери, рванул ее на себя и вышел на открытую площадку, обложенную мешками и представляющую собой огневую точку. Мороз и вьюга мгновенно схватили его в объятия беспощадного холода. Без шапки, без верхней теплой одежды, без марлевой повязки, согревающей лицо собственным дыханием, тут долго не продержаться. Но Васнецову было сейчас на это наплевать. Смятение мыслей и эмоций подавляло чувство холода. На улице уже занялись вечерние сумерки. Только теперь можно было оценить, насколько высоко он сейчас находится. Это практически верхний этаж Вавилона. Что, впрочем, не так уж удивительно, учитывая, как долго они шли сюда по переходам и поднимались по лестницам. Захотелось прыгнуть вниз. Там снег, может, и не получится разбиться. Но просто захотелось уйти. Идти дальше одному. И не до этого чертова ХАРПа, до которого, возможно, и добраться-то нереально. А уйти в Уральские горы и найти там если не самого отца, то хоть какой-нибудь его след. Но это, наверное, менее реально, чем дойти до ХАРПа. Ведь прошло семь лет. Семь бесконечно долгих лет. Николай вздохнул и взглянул на большой холм, высившийся прямо перед ним.