Когда завтра настанет вновь
Шрифт:
— Подумать. Побыть одной. — Девушка резко отворачивается. — И вообще, не твоё дело.
— Чем же я не угодил вам, Вэрани? — голос Коула звучит негромко и мягко.
— Ха! Я знаю многих полукровок, родившихся от таких, как ты, и таких, как я. Сначала вы очаровываете нас, а потом вам наскучивает наш убогий мир, и вы возвращаетесь на свой Эмайн. И я не хочу пополнить этот список, — презрительно бросает девушка, прежде чем направиться прочь. — Желаю удачной экскурсии.
Он не делает ничего, чтобы её остановить. Просто смотрит, как её фигурка удаляется по тропинке
Когда девушка на миг оборачивается, Коула уже нет.
Она пожимает плечами и, не сбавляя темпа, идёт к выходу из леса. И не замечает, как позади неё ритмично пригибается мокрая трава: так, словно кто-то незримый идёт за ней по пятам.
— НЫНЕШНЕЕ ВРЕМЯ ~
Я плохо помню остаток того дня. Разговор с мамой перебил все воспоминания. Кажется, я ещё повозилась в саду, машинально выполняя привычные действия, пытаясь не думать обо всех тех вопросах, что жгли меня изнутри. С ощущением, походившим на то, что оставляет вырванный зуб: я не особо задумывалась о своём будущем, но знала, что мне не стоит особо беспокоиться по этому поводу. А теперь это будущее исчезло, оставив вместо себя болезненную пустоту, — и только сейчас я ощутила, как мне нужно было то, что исчезло.
Потом я до поздней ночи сидела и разбиралась в одёжном шкафу, укладывая чемодан, пытаясь сообразить, что из вещей нужно взять с собой в Фарге. В какой-то момент поняла, что, возможно, беру слишком много — ведь я не знаю, на какой срок мы едем, — и решила спросить об этом у мамы, если она не спит.
Конечно, надо было это сделать раньше. Когда я принесла ей ужин, например. Но тогда на язык рвалось слишком много вопросов, а поскольку я обещала их не задавать, то просто поставила поднос на табурет рядом с кроватью и ушла. Так что теперь я вышла из комнаты и, тихонько скользнув мимо спальни Эша, в которой свет уже не горел, направилась к маминой.
Но, подойдя к двери, вдруг услышала её голос.
— …разве так не будет безопаснее?
Я застыла, прислушиваясь.
Кому мама может звонить в два часа ночи?..
Ответа на её вопрос не последовало, но мама продолжила:
— Что значит «присмотришь»? — казалось, она злится. — Ты — и присмотришь?!
Я нерешительно мялась под дверью. Борясь с желанием толкнуть её и посмотреть, кому это мама названивает по графону посреди ночи.
Или кто названивает ей.
— Да, не доверяю! — мама сорвалась на крик. — Всё это — твоя вина! А теперь я должна просто сидеть дома и ждать?! Пока ты… ты… просто…
Не выдержав, я рванула дверную ручку.
Мама стояла у открытого окна. Заслышав скрежет дверного замка, тут же рывком обернулась ко мне: длинную рубашку колышет ветер, волосы лохмами свисают вдоль бледного лица. Ночник, горевший рядом с кроватью, бросал на её лицо странные отблески, ложившиеся под глаза темными пятнами. Короткая металлическая трубка графона спокойно лежала на прикроватной тумбе рядом с ним.
Мама никому не звонила? Но с кем тогда…
— Лайза, — её голос резанул холодной сталью, — что ты здесь делаешь?
Я покосилась на окно.
— Я… просто хотела спросить, на сколько мы едем. Ну, чтобы знать, какие вещи брать с собой.
За окном никого не было. Лишь тихонько шелестели раскидистые кусты сирени: из-за них в маминой комнате никогда не бывало светло. И из-за них же трудно было вообще подойти к маминому окну, — не говоря уже о том, чтобы моментально и абсолютно бесшумно от него отойти.
Телепорт? Невидимость?..
— Я не знаю, когда вы сможете вернуться. — Мама ожесточённо захлопнула оконную раму. — Бери на долгий срок.
— Хорошо. — Я попятилась. — Спокойной ночи, мам.
Она провожала меня пристальным, тоскливым взглядом.
Закрыв за собой дверь, я прижалась спиной к стене, пытаясь осмыслить то, что только что слышала.
С кем она могла разговаривать? И почему её собеседник исчез, стоило мне войти в комнату? Неужели это был один из тех, кто нам угрожает? Но, кажется, мама кричала, что не доверяет ему, — а разве тогда могла вообще идти речь о каком-то доверии?..
Я тряхнула головой. Бесшумно ступая по паркету, прокралась обратно в свою комнату.
Весь этот день был абсолютно ненормальным.
Будем надеяться, поутру я проснусь и обнаружу, что всё это мне приснилось.
***
Я долго брела по тёмному лесу, полному старых скрюченных буков, пока не увидела вдали просвет. Тогда я побежала туда, — но как только выскочила из лесной темени навстречу серому свету дня, застыла как вкопанная.
Я стояла на краю круглого котлована. Размером с маленький городок. Безжизненного, выжженного: будто что-то взорвалось в самом его центре, и огневая волна уничтожила всё, что раньше было на его месте. А успокоилась, лишь дойдя до того места, где сейчас находилась я.
Щурясь, я всмотрелась в горизонт. По ту сторону котлована угадывались полуразрушенные небоскрёбы, с которых осыпалось стекло, оставив один лишь голый бетон. Развалины города, потихоньку рассыпавшиеся в пыль под сизыми тучами.
Что здесь произошло? И как я тут оказалась?..
…в этот миг я почувствовала взгляд. Будто чьи-то склизкие, липкие пальцы коснулись моего лица.
Откуда-то зная, куда смотреть, я повернула голову вправо — и увидела его.
Можно было бы подумать, что это мужчина в чёрном брючном костюме, но тьма этого костюма была абсолютной. Он был самой чернотой: изменчивой, вкрадчивой, насыщенной и зыбкой, словно сгусток ночного мрака. Ноги его не касались земли, а лицо…
Это и было главной проблемой.
Вместо лица у него была всё та же непроницаемая чернота, принявшая очертания человеческой головы. Безликая.
Я попятилась, когда он шагнул ко мне. Вернее, не шагнул — я не заметила движения его ног, — но вдруг исчез с того места, где был раньше, чтобы в следующую секунду возникнуть ближе. Ужас комком свернулся в животе, протянул ледяные щупальца к сердцу, к горлу, прокатился холодной волной от шеи до кончиков пальцев…
Я развернулась и рванула назад, в лес.