Когда жара невыносима
Шрифт:
Этот спор она не выиграет, потому что он прав. Поймет ли Джек, как часто она, взрослая самостоятельная женщина, сомневается в себе? Поймет ли он ее стремление всех порадовать и всем понравиться?
– Что еще? – спросил Джек, отхлебнув глоток вина.
Элли повертела бокал в руках.
– Моя мама на год ушла в отпуск. Она всегда мечтала о путешествиях, и на пятидесятилетие я подарила ей эту возможность. Теперь сожалею, зато мама на седьмом небе от счастья. Сделала татуировку, завела по меньшей мере одного любовника, заплела дреды.
– Тебя, кажется, больше
Элли повела плечами.
– Я просто хочу, чтобы она вернулась. Она справлялась со всей бухгалтерией, да и вообще с ней намного лучше.
«Лучше не станет, пока я пытаюсь всем угодить. Так и буду справляться в одиночку. Когда же это кончится?»
– Так что, ты работаешь за троих?
– Да, и за всех троих с горем пополам, – печально вздохнула Элли.
Джек улыбнулся:
– А теперь расскажи о переезде.
С Джеком на удивление легко общаться. Она не ждала от него решения проблем, но за саму возможность выговориться была очень благодарна. Он обладал редким умением слушать, так что сошел бы за подружку, если бы не рельефная мускулатура. Но это, конечно, иллюзия. Крепкий орешек в прямом и в переносном смысле, Джек стопроцентный мужчина.
Элли зевнула и закрыла глаза. Джек забрал у нее бокал.
– Ты совсем спишь. – Он за руки потянул ее к себе.
То ли он переоценил ее вес, то ли недооценил свои силы, потому что она взлетела на высоту его груди и обхватила ее руками, теплую и твердую. Чуть нос не сломала о его торс. Глубоко вздохнув, втянула в себя запах мужского мыла, мужского тела. Джек.
В объятиях его сильных рук она почувствовала себя крошечной. Его большой палец лениво погладил изгиб ее бедра. Желание зажглось в ней огнем. Она медленно подняла голову и взглянула на него из-под ресниц. Его лицо расплывалось в полуулыбке, хотя глаза были темны и серьезны.
Он коснулся пальцами ее губ. Элли поняла, о чем он думал. Хотел поцеловать ее. Собирался поцеловать.
Элли округлила глаза. Почувствовала себя бабочкой, летящей на огонь, попыталась устоять и не могла. Она чувствовала его тело совсем рядом, чувствовала, как поднимается его грудь под ее ладонями. Его руки были сильными, плечи широкими. Она ощутила себя женственной, нежной и, судя по его твердой плоти, желанной.
Он остановился сразу же, когда она мягко, но решительно оттолкнула его. Это безумие. Она знала, что такое страсть, дикая, неукротимая. Но желание, способное затуманить рассудок, было ее страхом. От страсти нужно бежать, как от огня.
Магнит не сработал. Джек опустил голову.
– Я не должен этого делать, да?
Элли закусила губу.
– Да, не надо.
Джек печально улыбнулся:
– Я знаю. Но ты так хороша в лунном свете, что лучше нам разойтись, пока я могу устоять. – Она не сдвинулась с места. – Не можешь же ты смотреть на меня такими глазами. Иди спать, Элли, пока я не забыл, что вообще-то хороший парень. Потому что мы оба знаем: изменить твое решение ничего не стоит.
Элли забыла об осторожности. Оставалось спасаться бегством.
Глава 3
Каждое движение отдавалось в теле Джека горячей волной боли. Пот ручьями стекал по лицу, он дышал, по-собачьи высунув язык.
Конечно, ему не следует бегать, но это бег от реальности. Иначе назойливые мысли отогнать не получалось. И если уж говорить о том, чего делать не следовало, то в первую очередь целовать Элли.
Почему его так поразила эта голубоглазая красавица? С первой же минуты он почувствовал, что она не из тех недалеких девушек, с кем можно весело провести время и уехать. Она серьезная, а ничего серьезного Джек позволить себе не мог. Но не думать о ней он тоже не мог.
Когда он поднимался на холм, болела каждая клетка.
«Прекрати ныть и строить из себя кисейную барышню. Ты пережил трансплантацию сердца, с этим ничто не сравнится».
Джек вытер пот со лба и огляделся. Как же здесь прекрасно. Морская лазурь, золото песка, необыкновенные дома. Как же ему повезло увидеть все это.
Брент этого никогда не увидит.
Эта мысль метрономом стучала в мозгу Джека в самые лучшие моменты жизни. Первые после операции месяцы таких моментов было очень много, но Джек знал: чувство вины с каждым днем будет только усиливаться. Ну почему, почему он должен мучиться? Ведь он виноват только в том, что остался жив.
Мобильный, одолженный у Элли, зазвенел в кармане, и повод прекратить бег возник сам собой.
– Ну, что скажешь об Элли? – услышал Джек, поднеся мобильный к уху.
– Она очень милая.
Милая, очаровательная. Застенчивая, чувствительная, как бы ни старалась это скрыть. И невероятно сексуальная.
– Ты уже поговорил с ней обо мне?
Нарциссизм Митчелла не знает границ. Джек представил на секунду, каково приходится Элли, и ему стало неприятно. Вместо ответа он заговорил о других, не прозвучавших, но очень важных вопросах.
– Элли в порядке, но она слишком загружена работой. В одиночку заправляет булочной, потому что ее мать в отпуске.
– Ну да, ну да. Так, что с книгой? Ты получил мое письмо? Я только отправил.
Вот черт, пробиться сквозь броню этого человека не представлялось возможным. Джек с удовольствием стукнул бы его по голове чем-нибудь тяжелым, если бы не разделяющее их расстояние. Почему он раньше не замечал в Митчелле этого деспотизма?
Джек посмотрел на часы. Семь утра. Не лучшее время для споров с начальством.
– Во-первых, мой ноутбук еще в Сомали, во-вторых, я не имею привычки пялиться в экран с утра до вечера в ожидании ваших сообщений.
Митчелл прошипел сквозь зубы что-то не вполне приличное, но Джека было уже не остановить.
– И зачем вы научили Элли грязным арабским ругательствам? Конечно, она все их перепутала, и получилось ужасно смешно, но тем не менее.
– Ха! Она их до сих пор помнит?
Джек вошел в дом, стянул футболку и бросил в корзину для грязного белья. Затем вынул пару пилюль из сумки, принял дневную дозу и запил водой из-под крана. Эти пилюли, верные друзья, всегда помогали в трудную минуту.