Когда звезды чернеют
Шрифт:
Видели последний раз: 21.09
Красная фланелевая рубашка, черные джинсы
162 см, 48 кг
Длинные черные волосы, темно-карие глаза
Звонить: 724-555-9641
Обещано крупное вознаграждение
Двадцать первое сентября было вчера. День, когда Брендан наконец не выдержал и попросил меня уехать. От этого совпадения меня перетряхивает. Я снова смотрю на девушку. На ее серьезный взгляд и поток волос до талии. Она слишком красива. Ей не суждено быть в безопасности, где бы она ни была.
Еще секунду смотрю на девушку, потом тянусь к номеру коттеджа в аренду, прямо под листовкой о пропаже. Дом в семи милях от города, четыреста долларов в месяц. Когда я звоню владельцу, Кёрку, он поясняет, что там нет ни телевидения, ни телефона, ни центрального отопления.
– Голые кости, можно сказать. Но отличное убежище, если вы любите, когда вокруг тихо.
– Люблю.
Глава 4
Когда я впервые увидела Мендосино, он казался ненастоящим. Вдоль улочек выстроились пряничные домики, большинство – белые, с пышной отделкой и штакетными заборчиками. Вся деревушка растянулась по лохматому, округлому берегу над Тихим океаном. Маленькая, хватит и одного взгляда, с одним продуктовым магазином, горсточкой лавочек, двумя кладбищами и начальной школой.
– А это что? – спросила я Хэпа, указывая на деревянные квадратные башенки, приделанные к соседнему дому. Миссис Стефенс, мой социальный работник, только что уехала, и мы стояли перед домом Хэпа и Иден на Ковело-стрит.
– Водонапорные башни, – пояснила Иден. Она была мягкой, округлой и пахла пудрой, в то время как Хэп – высоким, подтянутым и широкоплечим, с длинными усами. Если он выглядел как ковбой, то она – как бабушка, но не была ей, как я только что узнала. Они воспитали немало приемных детей, но собственных у них не было.
Их дом был прекрасен. Большой, викторианский, он казался мне кораблем. Второй этаж был шире первого, с округлыми окнами, глядящими на утесы, золотистую траву и изогнутые ветрами кипарисы. Пока мы стояли вместе, только начиная привыкать друг к другу и нашим новым отношениям, во дворе садилось солнце.
Меня только что привезли из Форт-Брэгга, из маленького грустного домика-коробки рядом с военной базой. Оттуда тоже был виден океан, но совсем не так. Я еще никогда не видела такого океана. Солнце сползало в него, будто медленно таяло, как шар оранжево-розовой ириски, который, казалось, пульсирует в середине, как сердце. Я не могла оторвать от него глаз.
Потом, в ту секунду, когда солнце совсем исчезло, оно полыхнуло зеленым.
– К удаче, – сказала Иден.
Я больше не верила в удачу, но что-то определенно случилось. Мендосино уже начал притягивать меня. Как гравитация.
Следуя указаниям Кёрка, я выезжаю из городка по Литтл-Лейк-роуд. Через пять миль асфальт сменяется грязью и гравием. Пихты, сосны и ситхинские ели [7] густеют, наступают со всех сторон, словно сказочные деревья с темными верхушками, которые сплетают тени из ничего, ночь из дня, будто крадут весь свет и где-то его прячут. Господи, как я по ним скучала…
7
Ситхинская ель – хвойное дерево из семейства сосновых, растущее на западе Северной Америки.
Еще через две мили сворачиваю налево у красного флажка с потертым деревянным знаком «Въезд воспрещен». Узкая грунтовка вьется по склону холма еще три четверти мили. Потом я вижу подъездную дорожку и силуэт кедрового домика, мелькающий сквозь плотный ряд высоких сосен. Дом выглядит как жилище отшельника, остров посреди леса, пещера, в которой можно исчезнуть. Идеальное место.
Кёрк ждет меня на крыльце. На вид ему лет шестьдесят пять. Плечи расправлены, седые волосы топорщатся в военной стрижке. Лицо угловатое, взгляд суровый, даже когда он улыбается и машет мне рукой с ключами.
– Легко нашли?
– Без особых проблем. – Я вижу аккуратное крыльцо. Под подоконником сложена поленница. – Это бывший охотничий домик?
– Думаю, когда-то да. Принадлежал семье моей жены. Теперь я сдаю его в аренду, когда могу. – Я чувствую, что он изучает меня. – Большинство народу хочет кучу всего еще, место для романтического отпуска… В таком духе.
Молча киваю и захожу за ним в дом. Большая комната, сплошь темные панели и запах. Сладковатый и гнилостный, почти звериный. В углу расположилась почерневшая круглобокая печка. Розовые занавески из набивного ситца обрамляют окна в маленькой кухне, где стоят кукольных размеров раковина со столиком и холодильник, больше подходящий для комнаты в общежитии. С железного крючка свисает изношенное полотенце для посуды.
– Видите, здесь есть все, что вам понадобится.
Если б он знал, как мало мне нужно… И как много.
За гостиной – темная ванная: душевая кабина размером со шкаф, дверца из дешевого матового стекла. Спальня, похоже, пристроена. Когда я захожу туда, порог поддается, как губка, но сама комната ощущается достаточно прочной, с двуспальной кроватью на металлической раме и простенькой тумбочкой с лампой. Панорамное окно на южной стене выходит на густой лес, вырисовывающийся на фоне угасающего света. Вечерняя заря. Так всегда называла это время суток Иден. Странное выражение, ведь обычно заря бывает утром.
– Ночью может быть прохладно. На вашем месте я бы растопил печку. Можете брать столько дров, сколько понадобится, если потом наколете взамен. Нагреватель жрет пропан. – Кёрк дергает плечом в сторону агрегата у стены. – Все, что используете, восполните из города.
– Отлично, – заверяю его я, желая поскорее остаться одной.
Но это еще не все. У душа есть хитрость с кранами – перепутана горячая и холодная вода. Дымоход печки нужно регулярно прочищать. Кёрк показывает, как запустить генератор, если отключится электричество, а такое случается.
– Лесопогрузчики рвут провода. Думаю, водители просто напиваются. Они так ездят по здешним дорогам, что за ними стоит следить. Да, и запирайтесь на ночь как следует. Одинокая женщина, ну… – Голос затихает, словно он только что услышал, как пересек невидимую границу личного пространства.
– Со мной все будет в порядке. – В мой голос прокрадывается раздражение.
Кёрк неловко откашливается.
– Конечно. Само собой.
Когда он наконец уезжает, в доме становится тихо. Я распаковываю вещи и выхожу на крыльцо, в прохладный, сумеречно-сиреневый свет. Промежутки между деревьями сужаются. Я вдыхаю это спокойствие и на одно ненадежное мгновение позволяю себе задуматься о жизни, из которой меня только что вышвырнуло. Не по собственному выбору. О Брендане и нашей неряшливой кухне. Повсюду игрушки, в раковине перевернутая детская ванночка. О наших именах рядышком на почтовом ящике, словно обереге, который не справился со своей задачей. Мы прожили вместе семь лет, но он был прав, когда сказал, что я была там не ради него.