Кого не взяли на небо
Шрифт:
Дива оценила набор покупателя: две бутылки игристого, брикет мороженного и баночка жутко дорогого вишнёвого джема. В женских, густо подведённых, глазах мелькнула томительная тень одиночества. Её телефон продолжал издавать жуткие звуки.
— Девяносто пятая Анафема. Сайлент Энигма. Годный альбом, у меня на виниле есть, — он бросил скомканные купюры на прилавок, — Сдачи не надо.
Сопровождаемый восхищённым взглядом печальных очей он вышел прочь, гордо обвисая распущенными волосами.
* * *
В ванной шумел душ. Скаидрис сунул брикеты мороженого в морозилку, достал турку
Потом замер, прислушиваясь к струйкам воды. Его рука, держащая кувшин с водой, дрогнула — ручеёк не попал в кофеварку
Щелчок: синие язычки газа потухли.
Последний на земле лив прошёл в спальню, и, наполнив свой бокал, сел на кровать. Простыня всё ещё хранила её тепло. Он выпил вино, налил ещё и снова выпил. Потом встал и зашёл в ванную. Выключил воду. Задёрнул шторки пустующей кабинки. И вышел прочь.
* * *
— Твоя смена скоро заканчивается? Хочешь мороженого с вишнёвым джемом, кофе и много-много игристого вина?
Печальные женские глаза скользнули по роскошным волосам и татуированному лицу юноши.
— Девяносто пятая Анафема на виниле?
Голос у дивы был густой, с хрипотцой — закалённая, тренированная глотка.
— Девяносто пятая Анафема на виниле, — подтвердил Скаидрис, не открывая рта.
Из уголка его крепко стиснутых губ выползла алая гибкая змейка, и, обратившись багровыми каплями, разбилась об землю.
* * *
Лив умолк. Наступила тишина. Спустя минуту молчания в воздухе мелькнули длинные волосы, затем жёлтые подошвы кед; раздался грохот, табурет Скаидриса вновь опрокинулся назад.
— Грустная история, — буркнул Монакура, — Однако же причём тут первый день Апокалипсиса?
— Это и был первый день его Апокалипсиса, тупица, — икнула Соткен, — Его личного Апокалипсиса. Помоги мне сержант.
Они взяли лива за руки за ноги и аккуратно подняли.
— От караула все свободны, — заявила сержанту предводительница, — Я сама вас постерегу. Выспитесь, мои хорошие, а завтра мы поедем к заливу, и будут вам и волны синие, и ветерок морской, солёный, и чудный кораблик, и круиз обещанный.
И они с Соткен выволокли прочь храпящего лива.
Через сотню ударов сердца с вершины круглого донжона, сложенного из красного кирпича, раздался заунывный волчий вой.
Глава десятая. Пересекая Стикс
Поднимая вихри пыли, «Ньяла» неслась по разбитой трассе, прорезавшей широкие поля прибрежной полосы. Наступило раннее лето и лужайки странной фиолетовой поросли проявились на жухлом ковре прошлогодней травы, словно трупные пятна на теле мертвеца. Низкие волны с белыми гребнями пены жадно набрасывались на серую гальку заброшенного пляжа, стремясь поглотить сушу. Ветер трепал голые кустарники, торчащие из земли, будто группы нищих попрошаек. На горизонте холодные воды залива сливались с беспросветным свинцовым небом, брызгающим каплями мелкого дождя. Гигантская чёрная птица парила над дорогой, широко раскинув крылья. Глухой клёкот дополнял низкое рычание шестицилиндрового двигателя автомобиля, подобно тоскливым вскрикам вокала, разбавляющим монотонное жужжание гитары, что доносились из распахнутых окон броневика.
Острая, утончённая безысходность наполняла салон Ньялы. Безнадёжность, возведённая в абсолют колдовским женским голосом.
— Чем-то напоминает ту музыку, что мы слушали вчера, — заметила Йоля, наслаждаясь атмосферным страданием, — Тот альбом, где в самом начале скрипит верёвка повешенного.
— Вчера мы слушали немецкий ортодоксальный блэк; Лунар Аврора — недооцененные столпы жанра, — ответил Монакура, — И, между прочим, я воспринимаю то самое интро, как скрип канатов прекрасного парусника, на котором мы вскоре отправимся в морской вояж. А то, что мы слушаем сегодня: вообще нихуя не мeтал — это очередной польский авангард.
— Забавная предъява, — вскинулся Скаидрис, — Тащемта всё, что я вам ставлю, есть мeтал.
— Не в этот раз, щенок, — прищурился Монакура.
— А может ты просто тугой на ухо старикан, и, чтобы распознать истинный мeтал, тебе необходимо послушать пластинку два раза?
— А может я просто дам тебе в лоб, а твой никчёмный сидюк заменю на свой?
Огромная лапа сержанта потрясла в воздухе перламутровым кругляшом.
— Грубо сержант, — поморщилась Соткен, — Польский рок изрядно навевает. И, звучащие сейчас Обскуре Сфинкс, несомненно, играют истинный мeтал. Ты в курсе, что они частенько выступали на разогреве у Бегемот?
— Бегемот — просто смрад, — сморщился Монакура, — В Польше достаточно действительно великих групп; Бегемот им в подмётки не годится.
— Тут я согласен с сержантом, — возразил лив, — Творчество Бегемот — унылое, вымученное говно.
Соткен лишь тряхнула косами, сложенными в два загнутых за спину рога и молча уставилась в окно, не в силах спорить с двумя упёртыми ослами.
Голос «Велебны» Фрас взвился, словно та самая верёвка, которую недавно помянула Йоля. На правом глазу предводительницы выступили слёзы; левый оставался сухой.
— Ладно,— сказал Скаидрис, жамкая по кнопке, — Давай, чё там у тебя?
— Мeтал,— ехидно ответил Монакура, протягивая сиди-диск, — Настоящий польский мeтал.
Трасса круто повернула, устремившись прочь от прибрежной полосы, и «Ньяла» въехала на территорию небольшого прибрежного поселения, покинутого, как и большинство мест, где раньше селились люди. Лозы усохшего дикого винограда и вялые побеги плюща оплели дома; брошенные жилища походили на норы гигантских пауков. Ржавые остовы машин, следы взрывов и пожарищ, необъятные кучи непонятного мусора: обычная картина для большинства мертвых городов и сёл; вполне привычный пейзаж для глаз любого выжившего.
Локоть сержанта ткнул лива в ребро: сержант скосил глаза в сторону предводительницы: госпожа лейтенант чувственно втыкала в монотонное полотно отборного блэка, изящно покачивая лохматой головой в такт завораживающим гитарным тремоло.
— Я в восхищении, мы в восхищении, королева в восхищении, — осклабился лив.
Йоля вынырнула из колдовского омута и улыбнулась, глядя на всех:
— Какая прекрасная музыка! И мне она знакома: я же говорила Синухе, сыну сикаморы и великому музыканту, что он получит новую жизнь, а его произведения — свежее звучание!