Кого не взяли на небо
Шрифт:
— Элис.
Трабл прижал к пересохшим губам коробочку радиопередатчика. Тот отозвался чувственным и приятным женским голосом:
— Я вся в внимании, русский солдат.
— У нас проблемы, Элис. Тебе самой стоит взглянуть на это. Хватит спасать этот гребаный мир. Может быть, он заслужил визит божьей саранчи. Пусть катится в ад. Бросай всё и спускайся к нам. У нас есть дела поважнее. Наша девочка пропала. И, похоже, я знаю, где её искать. Что ты там говорила про этот долбаный Кладезь Бездны?
* * *
— Спасибо, Йоля, —
— Всему своё время, мой хороший, — Йоля широко зевнула, оскалив звериные клыки, — А сейчас настало время сна.
Она воззрилась на Скаидриса, спящего на спине. Парень лежал на полу.
— Третий раз упал, — подтвердила Соткен, — На том месте, где Трабл бросает Ютту одну с повреждённой ногой.
— Унесите его отсюда, — распорядилась Йоля, — Хватит с него, пусть отдыхает.
Монакура и Соткен осторожно приблизились к товарищу.
— Мне кажется, что настал мой черёд излить душу, — лив сел и обвёл товарищей трезвыми и грустными глазами, — Никто не против?
— Излить душу... — Йоля смачно перекатывала по языку новое забавное словосочетание, — Я бы послушала.
— Давай свою стори, бро, — согласилась Бездна и снова бессильно уронила голову на руки сержанта.
Монакура оценил количество бочонков, стоящих на столе и благосклонно кивнул: гигант сел, продолжая удерживать девушку на руках.
Потёртая перчатка коричневой кожи взметнулась вверх, призывая к тишине.
— Мы слушаем тебя, мой хороший. Итак...
* * *
«Уважаемые пассажиры, поезд прибыл на конечную станцию: будьте осторожны на выходе и не забывайте в вагонах свои вещи».
Излишняя сексуальность, звучащая в голосе и многообещающие, развратные интонации, пробудили в сознании Скаидриса образ потасканной модели, сидящей перед веб-камерой с широко раздвинутыми ногами.
Немолодой мужчина, обладающий худощавой юношеской фигурой и татуированным лицом подростка, неторопливо поднялся со своего кресла. Ухватив рукоять кожаного гитарного кофра, он направился в тамбур.
У дверей вагона уже отиралась супружеская пара преклонных лет: пенсионеры возбуждённо тряслись в предвкушении свободы, неистово вырывая друг у друга рукоять саквояжа на колёсиках.
Следующей на выход обозначилась трёшка тинейджеров: пара тощих обрубков плотно обжимали толстуху с сине-красными волосами — та громко хрюкала и с наслаждением глотала добытые сопли, время от времени надувая своими пухлыми губами огромный жвачный пузырь.
Гигантские зрачки, затмевающие радужку и жуткая вонь, напоминающая ароматы небрежно помытой сантехники явно указывали: по венам подростков блуждает химпром опасного сорта.
Раздвижные двери за спиной Скаидриса глухо стукнули; новый тошнотворный букет отвратительных запахов распространился по тамбуру. Недельный перегар, умасленный машинными смазками, да к тому же приправленный щедрой щепотью дешёвой махорки.
«Мне даже не надо поворачиваться, чтобы узнать кто может так жутко вонять: бухой работяга возвращается с завода; в сумке — пара давленных конфет детишкам и пол-литра беленькой — себе, любимому. Благоверной же гостинцем — немытый, похмельный хуй: жутко воняет, зато стоит, как палка. Но хуже всего то, что я знаю мерзкие мысли этого выблядка. Он собирается осквернить мои роскошные, распущенные волосы».
Волна холодных мурашек пронеслась по его позвоночнику.
«Сука, он уже это сделал: отхаркнул и осторожно сплюнул, чтобы я не почувствовал».
Вагон дёрнулся и остановился; двери разъехались: в тёмном проёме исчезли пенсы, а за ними и возбуждённая трёшка.
Скаидрис нарочито замешкал, и, когда в ухе раздалось: «Ну ты, блять, чё? Выходить будешь?», а в спину упёрлось мягкое округлое брюшко, он коротко, без замаха, засадил нетерпеливому локтем поддых. Тот сипанул и сложился пополам.
Скаидрис не хотел добавлять, но рисковать было нельзя: необходимо пресечь все возможности контратаки впавшего в ярость токаря. Он развернулся: носок британского «Инвайдера» — армейского берца, укреплённого стальной пластиной, смачно вошёл в курносый нос. Станочник осел куличиком овсяного пудинга, а Скаидрис поспешил прочь.
Смеркалось: плотный туман окутал безлюдный перрон. Скаидрис спустился по шаткой лесенке и оказался в начале слабоосвещённой улочки. Тщательно ощупал и осмотрел свои волосы. Никакого плевка не было и в помине.
Лив пожал плечами и вытащил из кармана старый айфон.
— Прекрасно, — пробормотал он вслух, рассматривая зелёный квадрат карты на экране, — Мне не придётся блуждать по этому захудалому городку, чтобы достичь цели.
Пройдя метров сто вдоль асфальтовой дороги, он ещё раз сверился с телефоном, немного потоптался в зарослях густого придорожного кустарника, и вскоре нашёл искомое.
Узкая, но хорошо протоптанная тропинка уводила прочь от улицы. Кустарник сменился редким подлеском, а тот, в свою очередь, обратился потрясающим сосновым бором. Вскоре показалась и ржавая ограда.
«Всё просто замечательно — гораздо ближе, чем мне казалось».
Он перекинул через забор гитарный кофр и легко перемахнул следом. Первые могилы располагались у самой ограды.
«Так-так. Что тут у нас?»
Лицо улыбающейся молодой девушки, навечно застывшей в массиве полированного гранита.
«Ивонна».
Бледные пальцы коснулись лика, изображённого на камне.
«1995 — 2016».
Скаидрис печально вздохнул и побрёл дальше.
Его внимание привлекла скульптурная композиция из белого мрамора: на камушке, поджав под себя босые ножки, сидела худенькая девица, а над её головой печально распростёр широкие крылья плачущий ангел.