Кого ты выбрала, Принцесса?
Шрифт:
Для Натальи само собой разумелось, что журналист говорит о Мишке. Но Паша о Гериных поисках не знал и ревниво надулся из-за того, что у нее с Герой какие-то общие тайны. Наталья подумала, что, пожалуй, заигралась. Не заслужил Паша такого отношения. Хорошо, что журналист уезжает. Вернется — надо будет ему показать, что ей с Пашей и вдвоем хорошо, а третий — лишний.
Подали мясо, вроде нашего шашлыка, но без уксуса и такое перченое, что Наталья, попробовав кусочек, долго сидела с открытым ртом. А потом налегла на грейпфрутовый сок. Соки здесь были не из банок и не из пакетов, а из фруктов.
— Когда у тебя самолет? — деловито спросил журналиста Паша, поглядывая на
— Вечером, — разочаровал его Гера. — Завтрашний день я в архивах, день у нас в резерве, а потом и вам пора собираться.
Сказав про день в резерве, Гера красноречиво посмотрел в Натальину сторону. Было ясно, что этот день он отводит ей на встречу с Мишкой, если, конечно, Мишка найдется. Паша опять ничего не понял и начал тихо злиться, а Гера опять заговорил о Мишке. При этом он темнил всячески, чтобы еще сильнее завести Пашу.
— Не волнуйся, — говорил Гера, хотя Наталья не больно-то волновалась. — Все будет окейчик, разыщем. В конце концов, до Бовина дойдем. Разыщем, как не разыскать!
Паша пытался вставить словечко. Прямо спросить, о ком идет речь, ему не позволяло самолюбие, и он придирался к Гериным словам, нес чепуху полную:
— Окейчик, портвейнчик…
Гера не без основания смотрел на него как на придурка и для контраста солидно рассказывал о своей встрече с Бовиным.
Надо было бы остановить их, но Наталье не хотелось рассказывать Паше о бывшем муже сейчас, при Гере, а выдумать какую-нибудь постороннюю тему она не успела. Паша с журналистом рассорились насмерть. Кто-то из них что-то сказал — Наталья не расслышала, — и оба вдруг замолчали, уставившись друг на друга и тяжело дыша.
— Посмотрим, — угрожающе сказал Гера.
— А что смотреть? Я уже видел. — Паша криво улыбался и говорил через губу. — Мастер художественного слова: языком молоть. А как до дела…
— Зато ты деловой, — оборвал его журналист. — Контракт уже успел подписать?
Паша широким движением смахнул на пол тарелку с мясом; журналист ловко отскочил, ухитрившись не опрокинуть стул, и стоял в борцовской позе, полуприсев и расставив руки.
— Хватит! — крикнула Наталья, и мужчины неожиданно успокоились. Вызвали официанта, расплатились строго пополам и пошли к Пашиной прокатной машине так целеустремленно, как будто успели о чем-то сговориться. Паша на ходу что-то буркнул по-английски.
— Само собой. Не на верблюдах же, — ответил журналист.
— Прекратите! — еще раз прикрикнула на них Наталья, и оба стали заверять, что уже прекратили, что вели себя как петухи, а теперь им стыдно, и прости, Наташа.
Эта их подозрительная дружность Наталье не понравилась, а когда Паша пустил журналиста за руль, она окончательно поняла, что здесь какой-то подвох. Раньше, сколько Гера ни просился поводить машину, Паша ему не позволял, а после ссоры позволил. Это могло означать, что ссора продолжается каким-то непонятным Наталье образом.
Паша сел к ней на заднее сиденье и заснул мгновенно, откинувшись затылком на подголовник и всхрапывая.
— Я хочу знать, что вы затеяли, — сказала Наталья в Герину сосредоточенную спину.
Журналист увлеченно топтал железку. Машина у него бежала резвее, чем у Паши.
— Ничего особенного, Наташ. Запланированный сброс адреналина. В рамках приличий.
Машина мчалась прочь от Эйлата по уже знакомому Наталье шоссе. Здесь они с Пашей ехали к Мертвому морю. Ей показалось, что она узнала место, где швырнула ему бриллиантовое кольцо и вышла из машины. Хотя это вряд ли. Пейзаж за стеклами не менялся: слева горы, справа — пустыня и на горизонте опять
Паша похрапывал, журналист смотрел на дорогу.
— А тебе не кажется ли, Гера, — зло сказала Наталья, — что вы слишком увлечены своим конфликтом? А на меня вам по большому счету наплевать.
— Ну зачем ты… — Журналист бросил на нее быстрый взгляд в автомобильное зеркальце и обезоруженно признался: — Да, у мужчин так бывает: заигрываемся, забываем, с чего все началось, ради чего… В конце концов, ты мне никаких надежд не подавала, и по-хорошему мне надо было бы тихо свалить. Но я должен победить твоего Пашу, и дело, ты права, уже не в тебе, а в нас… Нет, в первую очередь все-таки в тебе. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь, — полувопросительно сказал журналист, и Наталья кивнула его внимательным глазам в зеркальце, хотя сейчас вдруг поняла, что не знает.
Раньше ей все было понятно: журналист хочет, чтобы она поддержала его в суде против самозванных спасительниц мальчика Алешки, и поэтому за ней ухаживает. Само собой, он не прочь залезть к ней в постель. Совместить полезное с приятным. И Наталья, может быть, уступила бы ему. Такое недолгое настроение было у нее в первый день в Эйлате, когда Гера уехал, и без него стало одиноко. А если бы не уехал, она бы не уступила. Для тех, кто хоть чуточку понимает женщин, в этом нет ничего странного: мы не любим оставаться одни и любим, когда к нам возвращаются. Гера вернулся бы, и Наталья бы уступила. Но первым вернулся Паша, и Гера был задвинут даже не на второе, а на восемьсот девяносто пятое место. Вот и все. Но это Натальино к Гере отношение. А как он к ней относится — на самом деле вопрос. По натуре этот настырный Гера вовсе не подкаблучник, но почему-то же терпит свое восемьсот девяносто пятое поражение. Когда они проводят дни втроем и Гера с Пашей ухаживают за ней наперегонки, это всем приятно и немного смешно. А потом — "Спокойной ночи!", и Наталья уходит с Пашей. А Гера, будто бы ничего особенного не случилось, наутро поджидает их в ресторане, и как хотите, девочки, но это не объяснишь одним только его желанием выиграть в суде у самозванок.
21
Эти штуки были марки «ямаха», а как они называются, Наталья так и не узнала. Крохотные автомобильчики, но с мотоциклетным рулем и мотоциклетными сиденьями. Или большие мотоциклы, но на четырех колесах, а сверху тент. В общем, на «ямахах» гонялись по пустыне.
Началось все тихо-мирно. Ну, захотели мужчины прокатиться и наняли «ямахи», выглядевшие вполне безобидно. И лишь когда они начали сумасшедшую гонку, Наталья поняла, что это и есть, как сказал Гера, запланированный выброс адреналина.
Наталья сидела за спиной жирного парня, который сдал им «ямахи» напрокат, а теперь вот вез ее следом за Пашей и Герой. Он вез ее не очень быстро, но у Натальи душа уходила в пятки. Пустыня была совсем не такая, как в кино про какие-нибудь Каракумы. Не желтая песчаная, а розовая и бурая, вся из мелких камней и камней покрупнее, в холмах и воронках, как Луна. Руль бился в мясистых руках парня, «ямаху» то заносило в сторону, то разворачивало на месте, а то вдруг почва уходила из-под колес, «ямаха» подпрыгивала и тяжело ударялась о камни. Паша и Гера на своих «ямахах» мчались раза в три быстрее. Иногда они исчезали за холмами, потом выныривали с какой-нибудь неожиданной стороны, хоть сзади, и пулей проносились мимо Натальи с парнем, обдавая их градом мелких камней и бензиновой вонью.