Кого ты выбрала, Принцесса?
Шрифт:
1
На Щукинской оптовке, в междурядье, посреди шаркающей ногами визгливой толпы, опустившись прямо на заплеванный асфальт, сидела Шарон Стоун. Минуту назад её джинсовый костюм можно было назвать безупречно белым.
Во-первых, не джинсовый костюм, а стрейчи и блузку с жилеткой. Стрейчи пропали безнадежно. Надо же было какому-то паршивцу выплюнуть на асфальт жвачку. Зеленую. А во-вторых, не Шарон Стоун. Спасибо за комплимент, но чужого нам не надо. Хотя блондинка — да, натуральная, и при вечернем освещении, с макияжем… Господи, что за чушь лезет в голову!
Рядом, неестественно подвернув ногу, навзничь лежал мальчик лет шести. Подтянув его за обмякшие плечи, кинодива… Ну сколько можно? Уже не смешно!…положила голову мальчика себе на колени.
— Нож! — крикнула она. — Даст мне кто-нибудь нож?!
А все опять-таки жвачка, маленький комок в дыхательном горле. Еще минута — и потеряли бы мальчишку. Задохнулся бы. Младше моего Димки. Запретить эту жвачку насовсем. Димке точно запрещу.
Нож был у отца мальчика — складной, из тех, что называются швейцарскими офицерскими. Над ними посмеиваются, мол, самые офицерские приспособления: штопор, маникюрные ножницы и пилка для ногтей. И два маленьких бритвенно-острых лезвия. Ломая ногти, отец мальчика раскрыл лезвие и протянул нож блондинке. Он еще не понимал, что она собирается сделать. Но сын умирал у него на глазах и надо же было делать что-то!
Трахеотомия. Простенькая операция, любой фельдшер со «скорой» сделал бы. Но на публику эффект производит: ножом — в горло! Охи, визги, кто-то не по уму усердный хватает за руки, а у меня палец введен в разрез, нож в правой руке, с ножа капает, и уже кричат: "Милиция!", и накачанный идиот-охранник с дубинкой бежит разбираться без милиции. До сих пор синячище на спине…
Дело решили секунды. И чайник, дешевый стеклянный чайник, стоявший на прилавке. Отец мальчика точным ударом отколол носик и сунул его в руку блондинке. Осторожно введя…
Дальше вранье пошло сплошным потоком. Прямо героем выходил этот отец мальчика, который на самом деле стоял столб столбом, и его можно понять. А про «афганца» — ни слова. Как будто не он урыл идиота-охранника и заслонил Наталью с мальчиком от толпы. Кстати, почему она решила, что он «афганец»? Вот Мишка был «афганец», а этот — совсем еще мальчик, лет на десять моложе Мишки. «Чеченец», что ли? Не сырой, в общем, парень, такие спинным мозгом чувствуют, когда и чьих приказов слушаться, а когда действовать самому. Вот он и отколол носик от чайника. И нож подал тоже, кажется, он. Хотя нож был — мальчикова отца, висел у него на поясе в кожаном чехольчике.
— Ну как? — спросил журналист. Он сидел через стол от Натальи и читал свою статью вверх ногами. Пытался угадать, какие места ей не нравятся. А то, что не нравятся, видел прекрасно: Наталья специально корчила самые кислые гримасы.
— Это вам отец мальчика наговорил? — вместо ответа поинтересовалась Наталья и, поводив по строчкам пальцем, нашла имя, которое на самом деле помнила давно и хорошо. — Павел Костомаров?
Журналист — ушки на макушке:
— А что?
На нем был велюровый пиджак табачного цвета. За тысячу долларов или, может быть, за три. Наталья к таким вещам даже не приценивалась. Ужасно ее раздражал этот пиджак. И бабка Поточина в коридоре.
— Да, в общем, ничего. Знаете… — Имя журналиста она тоже помнила, но демонстративно взглянула на подпись под статьей. — Георгий…
— Можно без отчества.
— Извините, не привыкла. — Наталья вела себя как стопроцентная стерва. И от этого испытывала удовольствие.
— Анатольевич.
Еще взгляд на подпись, будто имя журналиста — такая неважная мелочь, что уже успело вылететь у нее из головы.
— Знаете, Георгий Анатольевич, у вас вот это… — Она поддела журнал со статьей кончиком обкусанной ручки (ужасная привычка у Димки, хоть мажь эти ручки горчицей). — А у меня вот это… — Кончик описал в воздухе кривую, указывая на заваленный медицинскими картами стол, клеенчатую кушетку и стены кабинета.
С глянцевого цветного снимка во всю журнальную страницу улыбались Павел Костомаров с сыном. Они точно прошли бы тест на улыбку «Пепсодент». Третьей на снимке была грудастая блондинка с пустым белым пятном вместо лица. Заголовок: "Ищут прохожие, ищет милиция…" А кабинет был по-медицински чист и по-медицински убог. На покрывавшей стол бумаге остался круглый след от банки — напоминание о последнем визите бабки Поточиной или одной из сотен таких же полоумных бабок.
— У меня вот это, — повторила Наталья. — Так что ступайте, Георгий Анатольевич. Ступайте, ничего я вам рассказывать не буду.
— У вас то же, что и у меня, — возразил журналист и ткнул пальцем в блондинку на фотографии. — Вот здесь должен быть ваш снимок. Теперь я не сомневаюсь, что это были вы.
— Думайте что угодно, — устало сказала Наталья, — а я вам этого не говорила.
— Ну почему?! Вы спасли ребенка — понятно, долг врача и человека. Дождались «скорой» и ушли, не назвавшись, — тоже понятно: там было не до вас, а вы, кажется, не из тех, кто напрашивается на благодарность. Но теперь-то вас нашли. Я вас нашел! — уточнил журналист, и Наталья подумала, что не признается ему ни за какие коврижки. Шарон Стоун… Справедливости ради он ее нашел? Нет, чтобы написать новую статью и заработать. И нечего изображать Деда Мороза.
— Поточина! — крикнула Наталья, и в приоткрывшуюся дверь тут же всунулась старушечья клюка.
— И все же почему? — спросил журналист, вставая.
— Потому, — по-девчачьи отрезала Наталья и показала ему язык.
2
Медсестра битый час болталась в универсаме, и Наталье приходилось самой заполнять карточки. Поэтому прием шел медленно. С другой стороны, медсестра накупила продуктов и на ее долю — значит, час вечером можно считать сэкономленным. А очередь в коридоре они вдвоем разметали моментально. И очередь-то была крохотная — лето.
— Еще двое мужчин, последние, — выглянув в коридор, сообщила медсестра. — А карточек на них нет.
— Зови уж, — сказала Наталья. — Зови без карточек.
Она была почти уверена, что увидит этого настырного журналиста. Кто в таком случае второй мужчина, вопросов не вызывало: Павел Костомаров, отец спасенного мальчика.
Про него, надо сказать, сообщал не только журнал Георгия Анатольевича «Влад». И не в первую очередь «Влад». Первым было радио "Эхо Москвы", и говорили там не всякое вранье, а вещи простые и важные: Костомаров Павел Васильевич, бизнесмен, эксклюзивный дистрибьютер фирмы «Сэнди» в Москве (годовой оборот оценивается в полмиллиона долларов и не считается крупным в сфере компьютерных игр), тридцати двух лет, с женой в разводе. Ну и все остальное про его сына и неизвестную блондинку.