Кого ты выбрала, Принцесса?
Шрифт:
Стюард коротко переговорил с Герой, принес третьи наушники в запаянном пакете и вручил их Наталье с вполне понятным "Уэлком!"
— Можете взять себе. Сувенир от авиакомпании, — сообщил Гера результат своего со стюардом разговора. — Они грошовые, по-нашему тысяч десять-двенадцать.
— Что вы ему сказали? — спросила Наталья.
— Ничего особенного: русский врач, первый раз за границей.
— По-еврейски?
— По-английски, конечно. А вообще-то в Израиле говорят на иврите.
— Я знаю, — сказала Наталья, — только путаю с идиш, какой из них настоящий еврейский, а какой вроде немецкого.
— Иврит настоящий… Не комплексуйте вы, Наташа, расслабьтесь.
Иностранная туристка — это, девочки, очень солидно. Это вам не стирка-глажка-готовка-помойка, а бесплатные прокладки на высоте сколько-то там тысяч футов над уровнем моря. На уровне моря, то есть на земле иностранная туристка — это двухэтажный автобус с зеркальными стеклами, номер в отеле, который убираешь не ты, и, возможно, даже кофе в постель. С них, с буржуев, станется — кофе в постель.
Аэропорт имени Бен-Гуриона был окружен пальмами с необычайно волосатыми стволами. Кажется, эти волосы были остатками засохших листьев. В огромном зале с огромными окнами, за которыми была видна заграница, стояла средних размеров очередь, которая не толкалась и не ругалась и, несмотря на это, неуклонно приближалась к загранице. Гера пошел добывать их летевшие багажом чемоданы, а иностранную туристку Наталью поставил в очередь. Вокруг полно было русских — если, конечно, не заглядывать им в пятую графу, так что иностранная туристка Наталья без всяких затруднений отпросилась на минуточку. Требовалось сменить самолетную прокладку. У нее был последний день, но лило как из ведра — наверное, на нервной почве.
Заграница, девочки, начинается с туалета. В туалете аэропорта имени Бен-Гуриона пол был абсолютно сухой и пахло розами. Там можно было жить среди зеркал, принимать гостей и хвастаться им евроремонтом.
Так вот, в туалете аэропорта имени Бен-Гуриона над белоснежной раковиной стояла иностранная туристка Наталья, растопырив пальцы, замаранные после известной процедуры и кое-как вытертые туалетной бумагой. Иностранной туристке Наталье надо было вымыть руки. Кран над белоснежной раковиной не работал.
Она перешла к другой белоснежной раковине и попробовала другой кран. Совершенно без толку.
Там везде были не круглые ручки, которые надо вертеть, а такие блестящие рычажки. Они свободно поворачивались и вправо, и влево. Но вода не шла.
Третьей раковиной только что пользовались. По ней еще стекали брызги. На кончике крана повисла капля. Иностранная туристка Наталья тупо повертела рычажок и поймала каплю пальцем. Капля соскользнула и упала.
И тут под грохот водопада из кабинки вышла эфиопка, черная, как головешка, с вывороченными губами. На эфиопке была юбка в мелкий неброский цветочек, вроде того, что нравится нашим сельским старухам, и футболка с надписью "I — нарисованное сердечко — Israel ". Лифчика под футболкой не было, грудищи лежали на животе. Таких неимоверных теток любят показывать в "Клубе путешественников" под разговорчики типа: "А охотники саванн еще пользуются копьями с костяными наконечниками".
Иностранная туристка Наталья почувствовала себя как вор, застигнутый на месте преступления. Она вытянула из такой специальной коробочки бумажное полотенце и стала вытирать сухие руки.
А паршивка эфиопка принялась разглядывать себя в зеркало.
Конечно, можно было уйти, но иностранная туристка Наталья решила, что лучше подсмотреть тайну крана здесь, чем потом срамиться в отеле. В отеле ей жить.
Растянув кожу на щеке, эфиопка выдавила прыщик. Немытыми, между прочим, руками. И поймала в зеркале взгляд иностранной туристки Натальи.
— Кэн ай хэлп ю? — спросила эфиопка.
Ненавидя ее и себя, иностранная туристка Наталья жестами показала, что ей надо открыть кран. Беда в том, что нужного жеста она не знала. Эфиопка вслед за ней повертела рычажок вправо-влево и несколько удивленно сказала:
— Уорм, колд.
Воду она при этом не пустила.
— Уоте, — сказала иностранная туристка Наталья и, как это часто делают люди, знающие только отдельные иностранные слова, подкрепила слово жестом. Жест она выбрала снова неправильный: показала, будто бы пьет из стакана. Эфиопка, ответила длинной фразой, показывая куда-то на дверь, и за дверь, и дальше. Иностранная туристка Наталья поняла, что ей объясняют, где здесь буфет.
— Уоте, — тыча пальцем в кран, зло повторила иностранная туристка Наталья. Если бы у нее сейчас было копье с костяным наконечником, она стукнула бы им непонятливую эфиопку по башке.
— Уоте, — подтвердила эфиопка очень ласковым тоном, каким говорят с маленькими детьми и клиническими идиотами. — Колд уоте, уорм уоте.
Не спуская с нее глаз, эфиопка сделала неуловимое движение над краном, пустила воду, наскоро сполоснула руки и непонятно каким образом перекрыла воду. И ушла, пятясь. Смотрела она заискивающе. Она боялась иностранную туристку Наталью.
В туалете аэропорта имени Бен-Гуриона, среди зеркал, мрамора и прочего евроремонта, над белоснежной раковиной стояла иностранная туристка Наталья и, ревя в три ручья, дергала злосчастный рычажок. Ей уже не хотелось пустить воду. Ей хотелось выломать его к чертям собачьим с мясом.
Вода хлынула, когда она дернула рычажок вверх. Его и надо было дергать вверх. Не с такой, конечно, силой. А поворотом вправо-влево регулировалась температура. Уорм уоте, колд уоте.
Наталья зарыдала еще сильнее. Она рыдала по своей одинокой изгаженной жизни, в которой и прокладки-то появились недавно, а так была скрипучая синтетическая вата, и за все двадцать девять лет не было ни вежливых стюардов, ни чистых туалетов, ни других простых вещей, доступных всяким негритянкам, у которых папа охотится в саванне с костяным копьем. Хотя он может оказаться и профессором математики — не в этом дело. А дело в том, с холодным остервенением сказала себе Наталья, что больше я так жить не буду.
Как «так», она знала прекрасно — от зарплаты до зарплаты, на просроченных продуктах с оптовки, — и упиваться этими подробностями не стала. А вот как жить не «так», а по-другому, было совершенно непонятно. Над этим требовалось подумать.
8
— Где вы были?! — заорал на нее Гера.
Наталья уже знала, что пузатый настолько же впыльчив, насколько добр и профессионально цепок. В нем просто вырабатывалась лишняя энергия, и он ее время от времени стравливал, как пар из котла, чтобы не взорваться. Но пережитого в туалете унижения ей было достаточно не только на сегодня, а и на всю оставшуюся жизнь. И Наталья не стала говорить, что, мол, женщин о таких вещах не спрашивают, а послала его открытым текстом, многословно и с украшениями, как это умеют делать медицинские работники, служившие в зоне боевых действий.