Коготь берсерка
Шрифт:
– Я все равно убегу, – заявил Даг, когда вельва велела ему встать на ноги. Дело происходило не в избушке, а где-то в лесу. Вельва привезла сюда мальчика на санках.
– Я сейчас уйду, – строго сказала вельва. – Ты будешь стоять лицом к сосне до тех пор, пока не сможешь идти сам. Тогда ты повернешься и пойдешь за мной. Если я не ошиблась в тебе, ты найдешь стойбище еще до того, как я сварю куропатку.
Даг не посмел возражать. Он уткнулся носом в теплую пахучую кору и стал честно ждать. Парень не поверил, что вельва оставит его одного. До этого момента он постоянно находился под надзором. Либо с ним оставалась курносая
Часто приезжали люди из соседних стойбищ за помощью. Тогда Пиркке брала помощниц и исчезала на несколько дней – принимала роды, или выхаживала больного, или творила похоронные обряды. Всякий раз во время таких отлучек Даг мечтал сбежать. Но вельва поступала хитро. Она поила мальчика отварами, хлестала в бане колючей травой, так что подвижность возвращалась к нему крайне постепенно. Даг уже самостоятельно садился. Ползал по дому, выбирался во двор, огороженный кривым забором, и наконец-то свободно стал говорить...
– Я ухожу, – терпеливо повторила Пиркке. – Ты найдешь наш дом. Если не найдешь – ты не нойда. Тогда ты нам не нужен.
Старуха в очередной раз поставила Дага в тупик. Прежде она утверждала, что мальчика ждет какой-то неведомый шаман Укко, затем сказала, что Укко не будет до самого праздника Весенних костров. А теперь вовсе дала понять, что неумеха им в ученики не годен!
Вельва бесшумно растворилась, волоча за собой сани. В вышине гудели сосновые кроны, с востока пробивался еле заметный голубой свет. Даг подтянулся на руках, схватился за сучок, ткнулся носом в шершавую сосновую кору. На руки он мог положиться, руки здорово окрепли за последний месяц. Ему приходилось таскать свое непослушное тело, да еще хохотушка эта, Нелюба – то топорик подсунет, чтоб щепы наколол, то посадит шкуры мездровать.
Вначале Даг гордо отказывался от работы, но у вельвы разговор короток. Кто не работник – тот сидит голодный! И Северянин скрепя сердце рассудил, что лучше притвориться послушным. А сбежать даже лучше по весне, а не в снежную пору! По первости обработка шкур далась тяжело. Парнишка содрал ладони, нажил кучу ссадин до локтей, пока навострился отделять от кожи жилы, грязь и жир. Оленью кожу следовало трижды прочистить, причем с обеих сторон, и что самое обидное – Нелюба выступала на стороне хозяйки. Она строго и усердно просматривала за Дагом готовые куски, возвращала на доработку и никогда не сердилась на его ругань.
– Я приехал, чтобы стать колдуном, а не кожевенником! – упирался Северянин.
– Так в оленях – вся жизнь, – не обижалась Нелюба. – Какой из тебя нойда, если среди лопарей прожить не сможешь? Вначале – себе на зиму заготовь и оленям впрок набери, припрячь. Матушка-хозяйка тебя учит, а ты, дурной, отбиваешься!
– Я все равно уйду. Меня обманули, – надувал губы Даг. Но скребок в руки брал и упрямо тер непослушную крепкую шкуру.
После зачистки Нелюба забирала шкуру, укрепляла ее врастяг на специальной раме и ставила в сухое место надолго. Потом шкуры резали, но не вымачивали, как это делали шведские кожевенники.
Одним словом, силой в руках Даг мог похвастать. А вот ноги сразу подвели. От долгого сидения и лежания колени подогнулись, и Северянин упал. Он снова поднялся, подтягиваясь за ветки, и снова упал. Даг лежал и уныло вспоминал, в какую сторону ушла проклятая колдунья. Однако Пиркке Две Горы умела ходить, не оставляя следов.
Встать парень сумел с четвертой попытки. Первые шаги дались мучительно тяжело. Когда совсем стемнело, Даг ухитрился преодолеть расстояние до соседнего дерева. Следующей целью он наметил кривую ель, росшую шагах в двадцати.
Но сил хватило шагов на девять, дальше непослушные ноги завязались в узел, Даг неудачно рухнул на косогоре и покатился куда-то по острым корням. Его падение остановила другая ель, крайне удачно выросшая прямо на пути. Во рту стало кисло. Даг выплюнул на ладонь последний молочный зуб. Собственно, этот зуб все равно давно должен был выпасть, но упрямо цеплялся за свое место.
– Клянусь молотом Тора, – прохрипел мальчишка, отплевываясь от хвои и сосулек. – Я ее убью. Я их всех убью!
Хотя более благоразумной частью сознания понимал, что убить никого не получится, потому что первым, кто рассердится, будет отец. Что ни говори, а Олав Северянин заключил честную сделку, и к сбежавшему из обучения сыну будут относиться как к презренному запечнику.
Он вставал и падал, и снова вставал, сбивая в кровь колени и больно закусывая губы. В одном Даг совершенно не сомневался – это в выбранном направлении.
Луна повисла голодным ртом над кривым горизонтом, когда Даг вышел к жилищу вельвы. У входа в избушку стоял чум, а у чума – человек, вырезанный из березы. Северянина уже познакомили с громовиком Юмалой. Бог был довольно топорно выдолблен из березового ствола, перевернутого «вверх ногами». Поэтому голову создавали из корней, и она получилась не слишком-то человеческая. В правой руке громовик цепко сжимал молот, между корявых его ушей торчал обломок кремня.
Даг сердито пнул уродца кулаком. Парню хотелось рычать и кататься по земле.
– Это же Юмала! – каркнула из избы Юкса. – Как можно так непочтительно трогать самого громовика? Ты разве не боишься, что он обратит тебя в пепел?
Даг не слишком разобрал ее невнятную речь, язык финки все же сильно отличался от того, на котором говорили в семье Олава Северянина. Но одно он понял точно – березового человека почему-то надо бояться.
– Я никого не боюсь, – прорычал Даг.
Юкса покачала головой. Было непонятно, сердится она или одобряет столь дерзкие речи.
– Громовик может сжечь любого, – тихо пояснила она. – Много лет назад он сжег мою сестру за то, что она не боялась и одна вышла ночью в поле. Когда громовик Юмала ночами гуляет, в лесу еще можно ходить, но поля – в его власти.
– Мой дядя Свейн очень храбрый, – подумав, ответил Даг. – Мой дядя Свейн говорит, что умрут все. Поэтому нет причины быть трусом.
– Ой, мальчик, хорошо, – сзади неслышно подкралась Пиркке. – Я за ним шла, слышишь, Нелюба? В глухом овраге его оставила, безногого, и след надежно замела. Ой, жалко мне было глядеть, как он мучился, ой, жалко. Однако сильный нойда будет. Не ошибся Укко! Я утром уеду, слышишь, Юкса? Уеду к священным камням, саамам пора готовить весенние костры. И мне пора. Ты будешь мальчика учить. И ты, Нелюба. Все ему расскажешь, чему я тебя учила.