Коготь динозавра
Шрифт:
Вон заколебался высокий отель… Дальше поплыла белая зубчатая крепость… А вот что-то тёмное — вроде памятника какому-то гранду. А там, дальше, — купол Капитолия. Нет, тут обмана быть не могло!
— Почти Гавана! Потрясающе! — сказал Василий Григорьевич. Но через некоторое время, недоумевая, предположил: — А может быть, Бомбей…
Бата с удивлением покосился на угол его тельняшки.
Видения менялись одно за другим. Как будто какой-то гениальный архитектор никак не мог решить, что за город поставить на этом зыбком берегу и, изнывая
Бата проезжал сквозь летучие города, по бокам всё катились волны, а впереди на пробке радиатора в какой-то странной пляске, как шаман, вертелся дымок и лихо постукивал гутулами…
Потом вдалеке появились горы, и над ними прямо по воздуху прозрачный наездник погнал лёгкого прозрачного конька. А на вершине сопки возник орёл и замахал крыльями.
Бата тряхнул головой и чуть замедлил ход.
— Куда мы заехали? — спросила Светка.
— К духам! — сказал Церендорж.
Людмила Ивановна строго взглянула на него: не слишком ли много разговоров о духах? Ведь ребёнок ещё и вправду подумает о них.
И, словно испугавшись сердитого взгляда, волны стали разбегаться, города схлынули, конь исчез.
Но горы, сияющие вдали снегами, и зелёные сопки придвинулись. Дорога стала ровней, и все разом заговорили.
— Голография! Просто голография! — крикнул Гена.
— Что это? — спросила Светка, и Вика тоже вопросительно посмотрела на него.
— Читать надо! Все газеты пишут!
А Коля с широко открытыми глазами подумал вслух:
— Будто пустыня вспоминает…
— Что? — спросила вдруг Вика.
— Как она была морем! — сказал Коля и обрадовался, как чётко это у него получилось.
— Поэт! — сказала Светка.
А Людмила Ивановна, вздохнув, заметила:
— Чудеса, да и только! Полно чудес! — И засмеялась: — Не хватает совсем немногого.
Церендорж улыбнулся:
— Пионерской рапоты?
Людмила Ивановна взмахнула руками: и как это он всё знает!
— Можно устроить! — сказал Церендорж.
— Где? Здесь?!
— А что? — сказал Церендорж и спросил у Баты: — Сделаем?
Тот пожал плечами: «Как хотите!»
Церендорж потёр ладони и, плутовато поглядывая по сторонам, что-то прошептал. Бата тем временем приблизился к сопке, над которой вертелся орёл, объехал её, и под колёсами оказалась настоящая дорога.
На сопке, подражая движениям орла, глядя из-под руки, закружился мальчишка. Впереди над дорогой возник красный транспарант со словами: «Добро пожаловать!»
А дальше, как остановившееся видение, раскинулся палаточной городок. Заколыхались шатры, забелели тонкошёрстные юрты, появились цветные домики, и в небе на штоке мачты заполоскался красный флаг.
Людмила Ивановна протёрла очки, близоруко прищурилась и посмотрела на Церендоржа. А Церендорж рассмеялся от всей
ВИДЕНИЕ СРЕДИ ГОБИ
Едва экспедиция въехала под голубую арку, как возле юрты вспыхнули золотом трубы, и в десять румяных щёк грянул туш. На выложенной из камушков линейке выстроилась пионерская дружина. Перед глазами Людмилы Ивановны так и заиграли три полосы: сверху блестела черная полоска ёжиков и косичек, посередине хрустела дорожка белых рубашек, а по ней бежал алый огонёк пионерских галстуков.
Очень похожий на Бату молодой человек со значком мастера спорта скомандовал:
— Лагерь, смирно! — и побежал к машине.
На какой-то миг Людмила Ивановна опешила, но вдруг, прищурив глаза, весело повернулась к ребятам:
— Делегация, на выход! — и ладно спрыгнула на землю. Подбородок вверх, руки по бёдрам, носки врозь. В таком случае она не сплоховала бы ни перед какими джиннами!
В полминуты делегация выстроилась в одну шеренгу. Щурилась в улыбке Вика — она снова была в родной стихии! Грудь вперёд — стоял Коля. Правда, Генка всё ещё прилизывал ладонью золотистый чубчик, а Светка поправляла захваченный на всякий случай барабан…
Начальник лагеря, вскинув в приветствии руку, отрывисто, как Бата, рапортовал, что пионеры гобийского лагеря построены для встречи с советскими друзьями. Людмила Ивановна отсалютовала и произнесла горячую — на всю Гоби! — речь, вручила барабан лучшему барабанщику лагеря, и на месте недавних видений среди юрт и палаток заплескалось, зашумело озерко смуглых лиц, улыбок, галстуков. Замелькали открытки, значки, марки.
Начальник лагеря, улучив минуту, бросился к смущённому Бате, обнял и, похлопывая по тельняшке, стал за что-то укорять, выговаривать и качать головой.
Скулы у обоих горели от жары, одинаковые глаза одинаково смотрели друг на друга. Казалось, Бата ругает Бату!
— Пионерский дарга ругает младшего брата, — пояснил Церендорж. — Как не стыдно! Целый год не бил дома! Псё рапота и рапота!
Но через минуту старший брат спохватился и воскликнул:
— Большая программа!
— Э, нет! Большая некогда! — возразил Церендорж. — Дорога большая! Но немного можно.
— Сначала обед… — начал пионерский дарга.
— Какой обед? — всплеснула руками Людмила Ивановна.
— Сколько можно есть? — сказала Светка. Они только-только отдышались от завтрака.
— Тогда, — вздохнул начальник лагеря, — сначала лагерь, потом концерт, потом кумыс.
ВСТРЕЧА
Василий Григорьевич ходил среди юрт, смотрел, как аккуратно застелены койки, как опрятно белеют столы, как много на них книг. Впору было действительно поверить, что это работа джиннов…
Иногда он останавливался у края сопки полюбоваться волнистыми гобийскими далями.